Сибирские огни, 1973, №9

«не на своем месте». И Кулагин счел за благо заранее выпроводить его из стен научного учреждения. И что же? Разве опрометчиво поступил он? Нет, напротив. На заводе тот пришелся ко двору и, говорят, добил­ ся изрядных успехов: своевременная пересадка пошла ученику на пользу. Скоро Кулагину и самому отправляться в дорогу — к праотцам. Но чем меньше срока ему остается, тем бдительнее обязан он вострить свое око, глядя на новые поросли. Сам-то он рос на иной, на невозделанной почве. Ютились в полусле­ пом подвале на Тверской-Ямской. Мать будила папашу в четыре утра: и Вовку, как старшенького, тормошили заодно — вставай, пособляй запрягать, потом влазь в телегу, труси к вокзалу — поезда встречай, грузи багаж господский. Днями можно бы и отоспаться, и поозоровать с мальчишками; в бабки поиграть, в лапту. Но днем он обкладывался Иловайскими и Ки­ селевыми, взятыми под залог в книжной лавке,— чтобы сдать экстерном за реальное училище извозчичьему сыну, нужно было отрочеством своим пожертвовать. А этим все доставалось с непростительной легкостью. И покуда он жив, он их еще погоняет. Это его долг святой: не дать застыть им и пок­ рыться вялым жирком. Так что ты у меня еще побегаешь, нижний ди­ ректор, сам я тебя выпустил из стойки для твоей же пользы — бегай-бе- гай, не застаивайся! Гонял и буду гонять, пока лимит моего земного времени не исчерпан до предела. Нет, последыши мои кровные, неча на время пенять. Мал лимит, вам отпущенный? Враки! Смотря для чего отпущен и смотря кому. Вре­ мя — это вклад, завещанный тебе судьбой: успей им распорядиться. У каждого свой период. Один изотоп распадается за сотую долю секун­ ды, другой —за миллион лет. Разумеется, на тот свет не по порядку уходят, порой и дети поспе­ шают допреж родителей своих. Но его-то очередь первая: он овою чашу испил, уже и дно видно. Когда-то мальчуганы-сверстники его Кулажкой дразнили. А мамаша пошучивала, утешая: «Кулажка не бражка, пей вволю — не опьянеешь!» И пил он безотрывно, а не пьянел. Жизнь про­ жил трезвую, во всех своих «деяниях и злодеяниях» ясный отдавая себе отчет. И по сю пору держится в рамках —никаких признаков склерози­ рования или старческой дегенерации. Хотя и такая возможность у него предусмотрена: сдача дел и добровольная отставка еще до того, пока распад начнется. Но прежде он должен получить свой чистый металл. Сам его получит — покажет всем, на что способен Кулагин и в свой к р и т и ч е с к и й период. Ни одно открытие не определял он для себя как последнее. А это определил: будет последним. И он дождется результатов, неоспоримых и неопровержимых, как бином Ньютона. Таких, какие признает весь мир. Впервые сам готов он дать открытию собственное имя. И даст, как только исследования увенчаются успехом. А он уже на подступах... За конечной же победой пусть следует и тот конец, окончательный. Тогда и не совестно будет уходить, д а и не боязно. Страшно сейчас, на полпути, упасть. Но он не торопится, не сокращает путь, хотя у него и больше осно­ ваний торопиться, чему тех, у «нижних». Да и ждут от него большего, чем от них. Но он не поддается на дешевые посулы — объемы и сроки назначает себе сам. А доводы его на этот счет и в Президиуме Акаде­ мии известны — великих открытий веками люди ждут и не плачут, об­ ходятся до поры. «Извини меня, Ньютон!» —это Эйнштейн через двести пятьдесят лет сказал... И дело не в характере ученого, а в мере его воз­ можностей. Характер спишется, а дела останутся.