Сибирские огни, 1973, №9

любили гуси, двадцать раз взбухали почки, вы оставили, Фердуси, в старых девах ва­ шу дочку». Двадцать лет работал кедринский Фер­ дуси над своей книгой «Шах-наме». Двад­ цать лет он был недоволен собой, переде­ лывал, перечеркивал, старался, чтобы «еще чудесней были завязки приключений». Конечно, уже — не ради шаха. Фердуси ведь прекрасно понимал, что время идет, дочка остается «в старых девах», но"' ничего уже поделать с собой не мог. Потому что «божественный глагол» кос- нулся-таки его «слуха чуткого». И когда он отвечает постаревшей на двадцать лет дочке: «Будут груши, будут фиги, и халаты, и рубахи, я вчера окончил книгу и с купцом отправил шаху», то в этом, быть может, звучит уже пушкинское: «Не продается вдохновенье, но можно руко­ пись продать». Ибо о приданом — Фердуси и сам понимает это — речь уже идти не мо­ жет. Речь идет о признании. Нет, Кедрин вовсе не опровергает Пуш­ кина. Напротив, он сошелся с ним вновь. Его Фердуси, который взялся за работу ра­ ди приданого, вдруг обнаруживает в себе колоссальные духовные силы, то есть ста­ новится художником. ...Это стихотворение — о великом поэте, о гении. Сам Кедрин, как мы знаем, был скромен. Он сдержанно относился к своему творчест­ ву и, обращаясь к любимой в «Пластинке», выражал надежду, что если его голос и вправду «отделится от гибкой пластинки», то хотя бы любимая сумеет его различить. К счастью, он не ошибся. И даже боль­ ше: его пророчество наполнилось, быть мо­ жет, и неожиданным для него смыслом, ко­ торый он в свои слова уже не вкладывал — его голос, его лучшие стихи остались с на­ ми, остались в советской поэзии. ♦