Сибирские огни, 1973, №9
ного города, а Кедрину важно было пока зать не произвол царя по отношению к «чу жим», а издевательство над «своими»), то введение в стихотворение Андрея Рубле в а—как раз примета легенды. Ведь храм Покрова у Кедрина — как бы обобщенный символ всего того, на что спо собен русский народ, до каких творческих вершин ему под силу подняться. Естествен но поэтому, что его расписал Рублев, функ ция которого в стихотворении — «живопи сец-монах», то есть еще одно торжествую щее свидетельство народного гения! Исторические вещи Кедрина — это сотво рение легенды. Или пересотворение. Переиначивание бы тующей легенды на свой лад. Как это полу чилось еще в одной кедринской вещи — в «Приданом», рассказывающем о жизни ве ликого иранского поэта X века Фирдоуси, автора знаменитой книги «Шах-наме». * * * В тр о стн и к ах п росохли кочки. Зац вел и к аш тан ы в Тусе. П лачет р о зо вая дочка Благородного Ф ердуси... Уже начало «Приданого» намекает, быть может, на то, какое литературное произве дение подтолкнуло Кедрина (а мы видели, что для него это довольно обычно) к созда нию «Приданого». По-видимому, это сти хотворение Гейне «Поэт Фирдуси». Ведь именно у Гейне (а точнее, у его рус ского переводчика Л. Мея) есть эта харак терная рифма: Там в городке своем м аленьком , в Тусе, Ходит за м ал ен ьким садом Ф ирдуси. Впрочем, рифма — это мелочь. Тем более, что «маленький Туе» тесно связан с именем Фирдоуси (так надо правильно произносить его), а традиционно неточное ударение дав но было привычно в России (вот и у Есени на: «Голубая родина Фирдуси»), Да, рифма—’Мелочь, пусть и характер ная. Есть у Кедрина и более существенные совпадения с Гейне. Совпадает, например, описание драгоцен ной поклажи, взваленной на верблюдов — дар шаха Фирдуси. Совпадают мотивы это го дара: шах в восхищении от книги поэта «Шах-наме». Совпадает, наконец, и само свидетельство запоздалого признания. Вот как кончается стихотворение Гейне: «Л я-илля-илль Алла!» — слыш ится к р и к — С зап ад а ввел к ар ав а н проводник... А на восток р аство р и л и ся в Тусе Тоже ворота — хо р о н ят Фирдуси... А вот кедринские строчки: Стон верблю дов горбоносы х У ворот восточны х где-то, А из зап ад н ы х вы н осят Тело старого поэта. Как видим, все это близко друг другу, если не считать такой подробности: Кедрин вводит караван с дарами шаха не с запада, как у Гейне, а с востока. Соответственно этому тело Фирдуси выносят в его стихот ворении из западных, а не из восточных во рот. Но, с другой стороны, все это совпадает и еще с одним источником — с самим пре данием, которое Гейне воспроизвел в своем стихотворении довольно точно. Кедрин — нет. Напоминая о сходстве, его стихотворение сейчас же фиксирует и раз личия. Даже принципиальные различия. У Гейне Фирдуси — известный поэт. Его знают все. Его знает шах. Больше того! «По приказу шаха эту героическую песню напи сал он». Фердуси Кедрина никому не ведом. Кто он? Что делает? Стихи пишет? Зачем? Что за странная блажь? Даже родная его дочка именно так и относится к его творчеству: «Третий месяц вы не спите за своим з а н я т ь е м с т р а н н ы м». Это — дочка. Что уж тогда говорить о других? «Поглядевши, как пылает огонек у вас ночами, все соседи пожимают углова тыми плечами». Чудак какой-то — вот мне ние других. И уж, конечно, такому поэту шах герои ческую песню не закажет. Он взялся за пе ро совсем по другой причине: В н аш ей бочке — м ер к а риса, Да и то ещ е едва ли. Мы к у д а бедней, чем кры са, Что ж и вет у н ас в подвале. Бедность — вот что заставило кедринско- го Фердуси взяться за сочинение «Шах-на ме». Надо как-то выкрутиться из нищеты, выдать замуж дочь, дать за ней приданое. Ах, как он мечтает написать такую книгу, которая бы понравилась шаху. Как рисует в своем воображении захватывающую дух картину: «Шах прочтет и с караваном круг лых войлочных верблюдов нам пришлет цветные ткани и серебряные блюда, шелк и бисерные нити, и мускат с имбирем пря ным...». Само собой, что у Гейне Фирдуси не ис пытывает ничего подобного. Ему заказана книга и твердо установлена плата за труд: «По томану шах за каждый стих назна чил». Вот только по какому томану — золо тому или серебряному? Но и здесь как буд то сомневаться не приходится. Ведь «если про томан заводит речь бедняга, то, конеч но, о серебряном томане, о серебряном — не больше». Но Фирдуси имеет дело не с кем-нибудь — с самим шахом. А «шах то маны принимает и дарует — золотые». Как раз потому и возник конфликт меж ду Фирдуси и шахом, что тот прислал поэту серебряные томаны. Как вспылил Фирдуси, как был разгневан! Нет, он не взял себе деньги, он сейчас же роздал их. И проклял шаха. И удалился из столицы к себе в Туе. Кедринский Фердуси и в столицу-то не приезжал. На протяжении всего стихотворе ния он сидит в Тусе и пишет книгу. Оттолкнувшись от стихотворения Гейне или от воспроизведенного в этом стихотво рении предания, Кедрин рассказывает со вершенно другую историю.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2