Сибирские огни, 1973, №9
— Ежели бы... ты... был пои...— медленно, запинаясь на каждом слове, заговорил Оболенский, словно не хотел говорить этих слов, но, не находя других, превозмогал себя и говорил их, —я бы посмеялся над тобой... Ежели бы ты был чернокнижник-филозоф — я бы також посме ялся над тобой... Но ты — воевода, и я дивлюсь! Тот, кто рожден для ме ча, живет с мечом и часто умирает от меча,—не так Должен разуметь жизнь! Пусть ты держишь в руках истину — я и сам многократ думал так,—но я не приемлю и истины, ибо и она требует покорности и всетер- пения, и она обрекает на рабство... А я не хочу быть рабом ни царя, ни истины! Я родился в роду, в котором никто никогда не прятал своей со вести за икону и никогда ни у кого не был в рабстве. Мы все и всегда — твердо и славно боролись за честь и независимость своего рода!.. — И бесславно гибли! — перебил Оболенского Морозов, принима ясь за похлебку.—Во имя пустой спеси! А могли бы погибнуть за от чизну, оставив по себе добрую память... и образ, как жить иным в на шей непроглядной и забуреломленной, как темный бор, жизни! — Верно!..— склонив голову, согласился Оболенский.— Бесславно гибли. В шатер неожиданно вошел тысяцкий Хлызнев-Колычев, приводив ший свою конную тысячу в стан для передыху и кормления. Вслед за ним вбежал вестовой казак и доложил Морозову: — Глядачи с вышки доносят, что у третьей воротной башни литви ны копятся! Может, вылазку затевают?! — У третьей, говоришь? —переспросил Морозов. — У третьей, — повторил казак. —Конные!.. А еще глядачи доно сят, что литвины со стен задницы кажут. — То нам не в страх,— сказал со смехом Морозов.— Пущай зады поморозят! Вот как бы они и впрямь не вылезли... Из третьей вылезут — в спину пищальникам ударят. — Тыща моя уже в седлах,— сказал Хлызнев. — То — добро!—обрадовался Морозов.—Может, на смену пой дешь, а может, на отбой... Ежели вылезет литвин. Самому мне надобно поглядеть — что они там затевают? Влезу-ка я сам на вышку да погля жу. А вы дожидайтесь меня гут,— сказал он Оболенскому и Хлызневу.— Погляжу — решу, что нам делать! Морозов вышел из шатра вместе с казаком. Хлызнев подошел к створу шатра, выглянул на улицу, после чего тихо сказал Оболенскому: — Слышал я ваш разговор... У створа стоял... Не по любопытству! Не хотел перебивать... А стоял —сторожил, чтоб никто уха не под ставил. Оболенский вскинул на него испытывающий взгляд, но не сказал ни слова, только еще сильней нахмурился. Хлызнев ободряюще глянул на него, совсем притишив голос, твердо сказал: — Бежать надо! Оболенский еще пристальней глянул на Хлызнева: их глаза встре тились и долго смотрели зрачок в зрачок — неотрывно, напряженно, от чего веки и у того, и у другого медленно стали сужаться, а когда между веками осталась только узенькая щель и ни Хлызнев, ни Оболенский уже больше ничего не могли высмотреть в глазах друг у друга, Оболен ский отстранился от Хлызнева и резко бросил: — Се не по мне! Оболенские не гибли за отчизну, но и не изменя ли ей! — Ты не доверяешь мне, князь?! — То, что я сказал, я сказал не в защиту своего живота, боясь тво его доноса,— а в защиту своей чести! Оболенский решительно вышел из шатра. Чуть помедля, вышел из шатра и Хлызнев. Воевода Морозов спускался с дозорной вышки, мате рился, кроя и литвинов, которым вдруг взбрело в голову затевать вы- 8 Сибирские огни № 9.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2