Сибирские огни, 1973, №9

как уверял на совете Басманов! Тыщ десять держит Довойна за стена­ ми... Ленив толико он: ему на такое малое дело и на коня садиться не всхочется. Небось, сидит у себя в детинце и подсмеивается над нами: за­ теялась, мол, русская свинья рылом твердыню нашу своротить! Оболенский ничего не ел, только прихлебывал горячий сбитень. Си­ дел задумчивый, молчаливый... — Что за кручина в тебе, княжич? —затронул его Морозов.—- От еды воротишься!.. Не уедна? Так нет — добрая еда! Мне во вкус. Вот похлебку принесут... — Все Шаховского вспоминаю,— сказал Оболенский.— Я все то глазами своими зрел! Как он его!.. И схоронить-то нечего было... Вот...— Оболенский слазил за пазуху,—... кусок доспеха на снегу подобрал. — Спрячь, спрячь, княжич! — отстранившись от еды, испуганным голосом проговорил Морозов.— И ни перед кем боле не вынимай сие! Говорю тебе не токмо по страху, но и по разумению. Пустую и не­ разумную злобу накапливаешь в душе, а злоба хочет толико одного — выместиться! Вымещая ж злобу, человек слепнет. Сам ведаешь, поль­ за какая от слепого... — Лучше ослепнуть от злобы, чем жить со слепой совестью! Не мо­ гу я, воевода, завязать своей совести глаза, запихнуть ее за икону и слу­ жить ему.!.. Так, как служишь ты! — Я служу отчизне, княжич,— спокойно и даже приветливо сказал Морозов,—Хочешь совесть свою успокоить — служи отчизне. Служа от­ чизне, ты всегда будешь иметь в своем сердце радость, ибо отчизна всег­ да справедлива и священна! И многое тогда перестанет мрачить твою жизнь и твою совесть! Послушай, я изреку тебе, как я разумею жизнь!.. Сколико соблазнов в жизни, сколико сокрытых истин, которых человеку николиже не разгадать! Сколико неправд, сколико зла, сколико ужас­ ных сил, которых человеку також николиже не одолеть! Человек прихо­ дит в жизнь — как птенец! Куда лететь, что деять?.. Ничего про сие че­ ловек не ведает! Кому служить, кому не служить, за кем идти и проть кого — також не ведает человек! Ему ныне мнится: туда идти, за тем — то верно и навек! А назавтра в душу ему входит смута и злость. Он на­ чинает метаться, клясть себя и все, во что еще вчера верил и за чем шел! И будто бы некуда человеку приткнуться, ибо все во зле: и люди, и зве­ ри... И будто бы некому и нечему ему служить, ибо все неправедно и не вечно! Ан есть!.. Есть, княжич! Отчизна! Отчизна, княжич! И ей токмо надобно служить, и к ней притыкаться! Она николиже ни в чем не разу­ верит тебя, она не выкажет зла, неправедности, ибо ничего в ней сего нет, как нет ее самой — отчизны, на которую ты мог бы позрет.ь, как на чело­ века иль на свет белый. Отчизна бесплотна, как ангел, невидима, ее буд­ то бы и нет, но она есть... Се чутье такое в сердце! Как в святом писании речется про царство божие?!. «Не приидет царствие божие приметным образом, и не скажут: вот, оно зде, или: вот, там! Ибо царствие божие внутрь вас есть!» Так и отчизна, княжич,— она внутрь нас есть! И бла­ годарность от нее ценней прочих всех благодарностей — ибо от нее в твоем сердце всегда радость! Не та радость, как от злата, не та, как от чести, а радость от вечного света в твоей жизни! Так вот я разумею жизнь, княжич! Оболенский, выслушав Морозова, долго сидел задумавшись. Слуги принесли похлебку, но уже и Морозов не притронулся к ней. Неумолчно гремели пушечные раскаты, будто заходила сильная гроза или где-то рядом валили с корня кряжистые дубы. Даже в редких перерывах между залпами не наступало тишины: она надолго ушла от­ сюда, а Оболенскому хотелось тишины — хоть на миг, чтоб собрать вое­ дино и ранее и сейчас только возникшие в нем мысли и ответить Моро­ зову и самому тебе — на все, что поднялось в нем от слов Морозова и что давно и тайно само по себе жило в его душе и тоже ждало ответа.