Сибирские огни, 1973, №8
Иван засмеялся, но в выпуклых, больших, светлых глазах его недоб ро сверкнули чернотой сузившиеся зрачки. Федька осклабился гадли вой, злорадной улыбкой. Оболенский отступил назад, за спину Воротынского. Старый воево да горделиво выпятился, закрывая собой осрамленного княжича. Иван обратил на него свой взор. — Пошто пыжишься, князь Михайло? Воротынский сглотнул обиду; ни звуком не откликнулся на цар ский вызов. Бояре отмолчались. И Федька не выдавил из себя смеха, лишь в не терпении и злобе плюнул на пол. Но такого в думе не делал и царь. Мстиславский сурово хлопнул в ладоши. В палату вошли два стрельца. Мстиславский, обошед царя, приблизился к Федьке и кивнул на него го ловой. Даже при царе не посмели ослушаться Мстиславского стрельцы, ©ни переложили в левые руки секиры и угрюмо подошли к Федьке. — Высечь! — коротко приказал Мстиславский. В палате стало еще тише, чем тогда, когда в нее вошел Иван- — Стойте,— сказал не очень громко царь, но все вздрогнули. Стрельцы растерялись и невольно оставили Федьку. Иван стоял вполоборота к Федьке, скашивая на него выпученные глаза и подергивая себя за бороду,— на губах запеклась распаленная злоба, ноздри сжались, заострив нос,— на капризных весах его души ле жала Федькина судьба. — Вылижи... Языком вылижи!.. Федька недолго колебался. Лучше принять унижение от царя, чем от бояр. Он опустился на колени и слизал с пола свой плевок. Спиной, ло патками, затылком чуял он бушевавшее злорадство бояр, но вместо зло бы, вместо буйной и дикой злобы за свое унижение, Федьку вдруг обуя ла слезливая слабость: руки у него задрожали, подвихнулись, он сунул ся лицом в пол и зарыдал. — Встань, Басман,— сказал ему глухо Иван.— Встань, пёсья твоя душа!.. Федька не поднимался — он или не слышал царя, иль силы в нем не было, чтоб исполнить царское приказание: плечи его тряслись, глу хо прорывались стоны. Иван наклонился над ним, обнял его трясущиеся плечи: — Поднимись, Басман.-. Бояре смотрят... Ие продлевай свой позор. 6 К обедне ударили колокола — на Благовещенском и на Успенском... Особенно надрывались колокола на Благовещенском — нынче сам мит рополит Макарий служил там обедню. Когда-то ни одной обедни не пропускал в этом соборе Иван, слушая своего любимца и наставника Сильвестра. Умен был поп и высоко сто ял, опираясь на царскую власть, да уж больно многого захотел — цар ский ум подменить своим умом... От советов к повелениям перешел, да и это бы еще полбеды, если б о благополучии царском радел, так нет — в сторону отметнулся, врагам стал способствовать. «Уж не затем ли назначил обедню митрополит в Благовещенском, чтоб старое напомнить мне?» — подумал Иван с досадой и прислушал ся к звону. — К обедне отзвонили,— сказал Шереметьев, стоявший возле Ива на, и поклонился, чтоб не встречаться с Ивановым взглядом. — Бог нам простит, бояре, коль мы не отстоим обедню одну... — Сам митрополит нынче..-— заикнулся было Бельский и осекся, будто кто за горло его схватил.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2