Сибирские огни, 1973, №8

— Го-го-го! Упряжки пришли, оленюшки прибежали! Слово — олово!.. Моментально оделся, подхватил ружье с рюкзаком, вышел. И убогим таким человечишком почувствовал себя в эти минуты несчастный Лука. — Эх, Наташа — Наталья Демидовна...— вслух пожалел он жену.— Кролик твой муж... и мех тебе кроличий. — Ну, поедешь? — расплющился на наружном оконном стекле все­ российски общительный нос. — Поедем — не пожалеешь! Две упряжки у нас! Две! Ноги в руки и быстро ко мне!.. Ревизор, словно бы по армейской тревоге, стремглав кинулся на унты, свитера, полушубок. «Что еще? Да. Свет погасить. Еда будет. Ерши... Ах, магнитофон!..» — Натаскивай гусь! — поторапливал его возле нарт Сивоконь. — Руки щучкой и в гусь! Давай сюда музыку. Угнездовывайся. Каюр гикнул, вспылила-взнялась из-под «свежих» копыт предутрен­ няя молодая пороша. А минут через двадцать допытывал в чистом поле Лука Емельяныч своего удалого возницу: — На передних нартах каюр — как фамилия? — Степанка Салиндер едет. — А Дудолапов, стало быть, не поехал? — Кака дудолапа? — Дудолапов Владимир. Володька. Отец у него пирожками медве­ дя кормил?.. Каюр обернулся, подозрительно глянул в лицо, в непорочные очи Луки Емельяныча: — Ты вцера выпивали, наверна? Никака Дудолапа не снаю. Мет- веть тозе не снаю. Волотька, конесна, есть. Мно-о-ого Волотька!.. Я то- зе — Волотька... Отрыли в избушку вход — образовалась глубокая снеговая траншея. Отрыли траншею к окошечку — и стал свет. Сивоконь налил владельцам оленьих упряжек по пластмассовому бокальчику спирта и еще полбутылки отдал им подкрепиться в обратном пути. На ненецком родном языке наказал им явиться к избушке наутро четвертого дня. Оживленные, повеселевшие парни мешковато теснились в дверях, лопотали, посмеивались. «Дудолаповичи...» — неприязненно покосился им вслед ревизор. Огляделся. Чья-то добрая, бережная душа припасла здесь укладочку дров, заго­ товленную из озерного плавника. Печь была сконструирована из стоячей железной бочки. В верхнем днище ее было вырезано два кружка под кастрюли и сковороды. В потолок уходила труба. Возле 1 Ыльной стены этой диво-избушки, во всю ее ширь, возвышались спальные нары. На тонких протесанных жердочках было настлано августовское, в спелом семени, духовитое, притомленное сено. Стол, сиденьица мастер тоже спроворил из жердочек. В Трехозерье впадают две речки вот они-то и поставляют внутрь тундры лесной материал. «Жить можно»,— проинвентаризировал «мебель» Лука Емельяныч. Охотовед, этим временем, разживил в печи голосистый, веселый огонь и поставил на подогрев пару банок консервов. — К вечеру, убей бог, обещаю уху,— басил он,— Сейчас подзаку­ сим, возьмем пешню, блесны... — Кто это?! — взвизгнувши, привскочил ревизор. _ Чего_кто? — напугался визгливого голоса и пружинистой реви- зоровой вскидки Мартын Сивоконь. 6 Сибирские огни № 8.