Сибирские огни, 1973, №8
ней, хоть разок в полчаса, с адъютантом своим побеседовать, словечком каким-никаким перекинуться. — Что у нас там еще? — как разумного спрашивает,— Нашел что- нибудь? Нанюхал? — тянет следующую подшивку. Смотришь, опять криминал появляется... д Жулье — народ суеверный. Возник среди ревизуемых странный, таинственный слух: «Кот-то, брат, не простой, должно быть? Нюх у него навострен в специальном училище. Где подтерто — резинку причуивает. Копирку, опять же, по сорту и запаху различает. Водкой где на фактуру капнуто... Слышали, спрашивает: нанюхал, нет? — Точно, братва. В Риме, читал я, собак опиум приучают курить, а потом на аэродром выпускают. Контрабандный наркотик вынюхивать. Нанюхала — закури. — А в Америке, слышал я, у одного ученого дельфин за женой надзирает. Ученый в командировку — жена на пляж. Дык он, зверюга, блнжающих всех мужиков своим клювом за энтое место грозится кусить. — Дожили, перемать! Подлый кот тебе срок намотает!» Для здравого человека такая кошачья причастность — нелепа, сме шна, а для жулья — не скажите. «Зачем же он возит его? — первый недоуменный вопрос возникает. — Зачем человеку ни с того ни с сего пустые хлопоты себе сочинять? Кормить надо котищу, прогуливать, ветеринарные справки о состоянии здоровья на каждый авиарейс добы вать. Должен же быть во всем этом какой-нибудь резон?» — Содействует. Выучен. Весь вам резон. Намотает нам на всю катушку... кысонька. И до того, постепенно, окреп этот болезненный слух, этот поклеп на кота, что в одном потребительском торге пытались ревизуемые зло умышленники утопить Одуванчика в селедочном тузлуке. Слава богу — в тот раз не утоп. Удельный вес тузлука его вытолк нул. Когда обсох — сед-седым весь поделался. До шерстинки весь про солился. И вылизываться — язык спалить. Не прошло и полгода — опоили его ревизуемые злоумышленники валерьянкой. На высоковольтные провода залез. Чуть-маленько — сгу бил бы себя и сжег подстанцию. Стал ревизор, после необъяснимых названных случаев, поприглядчивее за своим котом смотреть. Береженого, говорят, сам бог бережет. Но жулье — есть жулье. Сыскались умельцы — волчью дозу стрихнина в налимью печенку под мешали. Одуванчик дорвался до лакомого — тут ему стекло в глаза п вступило. В тот же день, не прикончив ревизии, опечатал хозяин дела-доку менты в несгораемый сейф и настойчиво стал вызывать санитарную авиацию. Никаких явных признаков болезни на лице его не наблюда лось. Не просматривалось, однако же, и притворство. Прибыла авиация. После длительной тайной беседы приняла она ревизора на свой малый борт под «красный крест». Занемог, государственно око... Очунел! — потирают преступные руки Одуванчиковы отравители. — Хе-хе-хе-уи-хи-хи...— тихонько посмеиваются.— Без кота-то — ни в зуб. И никому, ни единой преступной душе, в тот момент не прояснило, что до помертвения и оледенения души, до белого столбняка, до перво бытного ужаса боится этот несчастный Лука Емельяныч мышей. Уви дит зверюшку словно кролик перед удавом замрет, затрясется, глаза намагнитятся, сердце в разбег... Кот был сном его и покоем. Кот был равновесием его души, надеждой-порукой, теплым мурлычащим стиму- /
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2