Сибирские огни, 1973, №8
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ 1 Из Великих Лук прискакал к Марье брат ее — Михаил Темрюк, посланный царем с наказом узнать о ее здоровье и передать ей от него маленький оловянный нательный крестик. Все московские царицы надевали на себя перед родами такие кре стики, которые, по древнему преданию, оберегали роженицу от беды. Марья не знала этого обычая, но если бы даже кто-нибудь из при дворных и рассказал ей о нем, она все равно не поверила бы. Подозри тельная и недоверчивая, она решила бы, что не уберечь ее хотят, а на оборот — извести. Крест сочла бы отравленным или заколдованным, а затейщиков и подсказчиков чего доброго и жизни б лишила. Потому-то и слал ей Иван этот крестик сам. Через брата ее родного передавал, чтобы не закралась в нее тревожная мысль, что где-то в пути крестик подменили. Когда-то этот крестик носила мать Ивана — великая княгиня Елена. Оберегала она им своего первенца, своего любимого сына, и верила, что он потому и удался таким своенравным и непреклонным, что еще до рождения был избран богом, сохранен и отмечен им. Верил и Иван в чудодейственную силу этого крестика. Посылая его тепе,рь Марье, как когда-то посылал Анастасье, Иван надеялся, что бог обратит свой взор и на его наследников, даст им сильную душу и крепкий разум, чтоб могли они продолжить его род и его дело. Темрюк прискакал в Москву в полдень. Часа три дожидался, пока Марья поднимется с постели, сидя в задней избе и попивая вино, а когда был позван, явился изрядно пьяным, угрюмым и опять потребо вал вина. Марья не допустила его к руке, но вина приказала подать. Темрюк уселся на полу под стенкой — на ковре. Между ног — кув шин с вином, в ленивых, уставших глазах — не то тоска, не то злоба. Недалеко от него на маленькой и узенькой лавчонке сидел дворец кий— Юрьев-Захарьин. По московским обычаям царица не мог ла оставаться одна в своей спальне даже с родным братом. В спальне было светло. В двух серебряных шандалах горела дюжи на свечей. Сладко пахло расплавленным воском, вином и шафраном. Молчали — как будто не замечали друг друга. Темрюк потягивал из кувшина вино, Марья растерянно перекладывала из руки в руку крестик, не зная, что с ним делать: то ли надеть на себя, то ли отложить в сторо ну, а Юрьев с доброй улыбкой, но внимательно следил за ними, будто сторожил их. Юрьев был стар, но еще крепок и бодр. При своей доброте и ласко вости, он оставался хитрым и ловким царедворцем, обладал тонким умом и спокойным нравом, без которых трудно было жить и распоря жаться в царском дворце. . Царь любил его, доверял ему. Любил его и простой московский люд: слободчане, посадские, торговые люди, за которых он всегда радел перед царем. Зато бояре, особенно думные, ненавидели его самой лютой ненавистью, как, впрочем, и весь род Захарьиных, которые с первого же дня, как только породнились с царем, стали настраивать его против бояр и думы. Юрьев знал об этой ненависти, чувствовал ее на каждом шагу, одна ко, как бы ни изощрялись бояре в своей ненависти к нему, он никогда не использовал свою близость к царю для мести им. Быть может, благода ря этому и заслужил он искреннее и неизменное уважение Ивана, кото
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2