Сибирские огни, 1973, №8

— Так зовут у вас старух,— процедила сквозь зубы Марья,— Зови меня государыней! . _ • _ Как Тебе угодно, радость моя! Буду величать государыней. _ знай!..— Марья прищурилась, стиснула зубы. Прежнюю свою повитуху я плетьми высекла и вон выгнала! — Нерадива была кумушка моя?..— спокойно спросила старуха. — Колдунья! — Ох, сатанье дело!..— перекрестилась старуха. Закрестились, зашептались мамки. Алена выронила из рук медный та31_он звякнул об пол, резко и пугающе, как истошный вскрик, Ма­ рья в ужасе вызверила глаза, завизжала: — Пошли вон! Змеи!.. И ты, Алена!.. Нет, ты останься! Я боюсь ста­ рой ведьмы! Мамки ушли. Где-то в глубине дворца затихли их осторожные шаги, замерли приглушенные голоса. Алена стала у Марьиного изголовья, принялась собирать и сплетать ее волосы. Розовые дымкй света яркими сполохами вспыхивали на ее тонких, бледных руках. Пальцы проворно и легко сплетали толстые косы. — Пошго яростишься, государыня? — стараясь приглушить свой грубый голос, ласково проговорила старуха и приклонилась к Марье. Плодная же ты... А ярость плод гнетет. Гнетет, государыня! У ярых плод- ниц худая рожа... и дети хилы. — Не каркай!.. Язык тебе вырву! — Баю, что извеку ведомо. — Что еще тебе ведомо? — Вельми много, государыня! Век мой долог... — Волховством плод в утробе сгубить можно? — Можно, государыня. Наговорным зельем — до второй и до тре тьей луны. А после третьей луны господь бог свое око кладет на младен ца — ничем уж тады не сгубить, не вытравить его. Ежели грех большой взять на душу... — Ну?.. Пошто смолкла? — Ды язык не поворачивается, государыня. Грех! — Говори! — После третьей луны токо с плодницей разом... сгубить. — Колдунья ты!.. Вижу, колдунья!..— задрожала Марья, вырвала Алены из рук свои волосы, крепко прижала их к груди.— Ведьма гы! Вон какая страшная! — Бог не дал мне родиться такой пригожей, как ты, государыня моя! Ты пригожа, как царица небесная! А у меня душа теплая и ласко вая. Не страшись меня! У колдуний зубы черевинные в нёбо вросшие... А у меня их вовсе нет. Старуха раззявила перед Марьей свой большой, дурно пахнущий рот, показала ей голые, белые десны. Марья брезгливо сморщилась, но все же заглянула в старухин рот. — А ворожить умеешь? — Ворожить умею,— не колеблясь ответила старуха.— Бог не про стит мне на том свете, не отмолить мне сваво греха. — Как ворожишь? На бисере, на бобах, на толокне, на черном шелке... По руке и по зубам!.. Могу на старой подкове... На воде. Еще могу на рыбьем пузыре и на курячьей косточке. А от дурного глаза отводить можешь? — От дурного глаза — не могу... Старуха наклонилась над Марьей, положила ей руки на живот. Ма рья вдруг вскрикнула, ударила старуху по рукам. Что с тобой, радость моя, государыня?