Сибирские огни, 1973, №8

Ишь, ерепен какой?!. До митрополичьего указу охочий! Ну внимай!.. А деньга все ж резаная!.. — Ды я табе ишо корец меду выставлю, — хрипит, ублажаючи, ар­ тельщик. — Ну, внимай! Подьячий начинает читать писанный полууставом на черной доске густыми белилами митрополичий указ: _ «Не велено священническому и иноческому чину по священным правилам и соборному уложению в корчмы входить, упиваться, празд­ нословить, браниться...» — Вон чаво?!—дивится артельщик. — «...и каки священники, диаконы и монахи учнут по корчмам хо­ дить, упиваться, по дворам и улицам скитаться пьяны, сквернословить и биться, таких бесчинников хватать и заповедь на них царскую брать — по земскому обычаю, како с простых людей бражников берется, и отсы­ лать чернцов в монастыри к архимандритам и игуменам, и те их смиря­ ют по монастырскому чину...» — Эва!.. —- икнул мужик.— По таку строгость чернцы перемрут... Людяче ж, поди, в них нутро, а? Подьячий не ответил, продолжил чтение: — «А попов и диаконов слати к поповым старостам, каки являют их святителям, и святители правят их по священным правилам. На каком чернце заповеди не можно доправить, то взять заповедь на том, кто его поил. Не велено також, — повысил голос подьячий,,— чтоб православ­ ные христиане от мала и до велика именем божиим во лжу клялись, на кривь креста целовали, непристойными словами бранились, отцом и ма­ терью скверными речами друг друга попрекали. Бород чтоб не брили и не стригли, усов не подстригали, к волхвам, чародеям и звездочетам не ходили». — Ой, врё, самочей,— прищурился одним глазом мужик.—Разве могет митрополит так указать?.. Како же люди промеж себя говорить-то будут? — Побожиться тебе, Фома-невер?! — Ну божись!.. — Вот те крест, — истово перекрестился подьячий. Мужик, потерявший с божбой подьячего последнюю надежду, вдруг горько сопнул, растянул губы и заплакал. Слезы рясно побежали по его растрепанной бороде. Он размазал их по щекам, по носу, трясущимися руками достал серебряную монету, протянул ее подьячему: — Бери — последнюю... Все одно теперя!.. Померла Расея! — И, ша­ таясь, пошел в кабак. В кабаке Сава опаивал артельную братию. Перепадало и ярыжкам —им Сава тоже подносил. Ярыжки сидели у порога: дальше их не пуска­ ли, чтоб пол не следили и не воровали. Ярыжки сосали из разбитых, повы- щербленных горшков и мисок хмельную медовуху— Фетинья не давала им ни корцов, ни ковшей, — блаженно щурились на Саву, кивали ему головами, как кони на водопое, и готовы были молиться на него. В кабаке было непарно. От горящих лучин шел крутой смоляной за ­ пах. Сава сидел без кафтана, в одной миткалевой набойной подпояске,— красный, хмельной, но гордый и важный. Ярыжки лебезили перед ним, подольщались... Сава делал вид, что не замечает их, но время от времени сурово приказывал Фетинье: — Поднеси-кось злыдным! Савушко, царько наш радемый!.. — со слезами бормотали ярыж­ ки и становились перед ним на колени. — Жистю за тебя закладем!.. Хошь головой бери, хошь душой!