Сибирские огни, 1973, №8

_ Ох, мама кровная! — ужаснулся Махоня и присел перед ним н корточки,— Ну подымась, подымась,— стал он ласково приговаривать помогать копейнику подняться на ноги. Копейник поднялся, шатаясь, подошел к кадке с водой, сунулся головой. — За что ж тебя так, родимай? — За царя!.. — просипел копейник. — За какого-то быть царя? — За нашего... батюшку Иван Васильча! __ Господи! — прошептал Махоня и перекрестился,— Что ты?.. — А ниче! Мы с ним — как с тобой!.. Погутарили про воинское де ло!.. Копье он у меня... взял!.. Этак половчил в руке... и — в землю! — Ты ж — чаво?.. — А я ниче! — Ишь ты?! А плетки-то — пошто? — Копье-то... не ветрянуло! — Ух, мама кровная! — снова ужаснулся Махоня. — Дык теперя — че? — радостно сказал копейник.— Теперя ниче _, Верноть,— согласился Махоня.— Бог тебя первым послал нонче а первого я не секу. Копейник сел на лавку, откинулся головой к стене. — Посиди, посиди,— сказал ему Махоня,— а я по нужде отойду,- Как зайдут ишо — так и почнем. Махоня вернулся с улицы, а в предбаннике уж сидело пятеро. Под поясался Махоня красным кушаком, хлебнул квасу, гулко выпустил себя дурной воздух, потер ладонью меж жирных ягодиц и ласково пома нил ближнего. — Не бось, родимай! Розга — она, как мать родная, сече и ум дает! Мужичок от страху не мог и кафтан с себя снять. — Подсоби,— сказал Махоня копейнику. Копейник споро раздел мужичка, уложил на лавку, пристегнул ем руки и ноги ремешками. Махоня неторопливо вынул из кадки розгу, пре тащил ее сквозь сжатую ладонь, покачал ею в воздухе, словно приме ряясь, и без замаха, будто вполсилы, стеганул по напряженной, потно спине’. Мужик даже дернуться не успел, но заорал так, что Махоня отст пил в удивлении и заглянул ему в лицо. -— Больноть? — спросил он ласково мужичка. — Дюжа... — простонал сквозь сжатые зубы мужик. — Дале полегче будя, — так же ласково сказал Махоня и снова лосанул через спину розгой. Пока он высек первых пятерых, явилось еще человек тридцать. Ра селись по лавкам, угрюмо, безмолвно, как перед покойником. Изред»: кто-нибудь вышепчет: «О, господи Исусе Христе», — торопливо перекр стится и опять уткнет бороду в кафтан. Махоня лоснится от пота, как только что освежеванный баран, х кает в каждый удар — надрывно, как стонет, с руки срываются с ка> дым ударом брызги пота и падают на иссеченную спину, въедаж солью в багровые извивы. Подошел к Махоне один с крестом на лбу — пот с бороды руче ком... — Хочь перемена, — обрадовался Махоня, увидев крест. — Да кось мне плеть, — сказал он копейнику. Копейник подал ему плеть. Махоня стал разминать ее, подбадрив вконец потерявшегося мужика: — Не бось, родимай! Плетка — она мягче розги! Плетка рвет, рваное быстрей живет! Что ж ты укоил, что плеть схлопотал?