Сибирские огни, 1973, №8
тына три, которые положит казна, а за них, ежели не ляжешь животом на поле брани, отрабатывать надобно после похода. Посошных секут реже — они вне войска; строгостей у них меньше, и надзор над ними послабей. У посошного одно дело — подай или подвези. Не поспел вовремя — старшина по загривку съездит, и дело с концом. Каждый старшина бережет спины своих людишек — на посеченный горб много не взвалишь. А если еще Махоня погуляет — неделю к спине мок рое тряпье прикладывать нужно. Оттого и остерегаются посошные стар шины слать под розги своих посошников,— за большую провинность раз ве отсылают к Махоне. Чаще попадают к нему ездовые — то коня пере поил, то овес утащил да на брагу променял или на колеса вовремя дег тю не положил... Заскрипит колесо — а остановиться боже упаси,— и старшина тут как тут, и крутым матом, да батогом через спину. А если не в духах — без мата и без батога, смиренно, как Никола-угодник, скажет: —- Вечером-кось, явись!.. Вечером, еще более не в духах, позабыв кто в чем виноват, начинает допытывать: — Чем винил? — Колесо затер: дегтю не положил. — Врешь, братец! А ежели и не врешь — все одно, чтоб попригля- дистей был. Давай-ка лоб! Поставит старшина мелом на лбу метку — чёртку: всыпет Махоня за эту чёртку дюжину розог. Две чёртки — две дюжины; за три — три дюжины! Ежели поставят на лоб крест —/ получать плети. За один крест—полдюжины, за два—полную. Иного счета нет — исстари уложе но и исстари неизменно все так и ведется. Десяцкие, и соцкие, и тысяц кие, и головы стрелецкие, и даже воеводы — все метят чёртками и кре стами. Так и идут виноватые к Махоне с мечеными лбами. А ему большого ума не надо: поглядит на лоб, перед тем как на лавку пластать, и отсте гает ровно по метке. Шельмовать — не шельмуют. Всякий метчик, старшина то иль де- сяцкий, иль сам воевода, поставит метку и непременно скажет: — Гляди, бог шельму метит! И каждый вспоминает сто раз слышанную, рассказанную и переска занную притчу о шельмеце, которого бог на всю жизнь отметил, и стра шится стереть метку, и несет их к Махоне все, сколько бы ему их ни по ставили. Первого Махоня не сечет. Первый сидит при нем и подает ему розги, окатывает водой отсеченных, привязывает и отвязывает их от лавки. У Махони такой обычай. Не сдуру, не сблажи держится его Махоня. Ему всегда требуется помощник, вот и милует он первого, чтоб тот с охотой и старанием помогал ему. Копейник, у которого царь на смотре копье пробовал, поспел к Ма хоне первым. Бешено, как конь под первым седлом, мчался он. Три кре ста поставил ему воевода. Только ноги могли спасти его от полутора дю жин Махониных плетей. Не встал бы он после них: не той он был силы, чтоб выдюжить такой бой, оттого и мчался, как скаженный, обгоняя по дороге таких же, как и сам, надеющихся спастись от тяжелой Махони- ной руки. Вскочил он в предбанник, где Махоня уже приготовился к своей не легкой работе, и повалился как мертвый — без звука, только брязнул об пол своим изжелта-бледным лицом. Махоня плеснул на него водой, посмыкал за бороду, попинал легонь ко в зад. Копейник очунался, показал Махоне лоб. 3 Сибирские огни № 8.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2