Сибирские огни, 1973, №8

Память о своем наставнике, свезенном в оковах в тверской От рочь-монастырь за обличительные писания против духовенства и цар ского своевластия, непроходящей болью жила в душе князя. Но суро вая судьба, постигшая его учителя, останавливала князя от дерзкого открытого противления. Он прятал и таил в себе все свои чувства, горь ко сознавая свое бессилие изменить что-либо в том укладе, который ом рачал жизнь не только одному ему... Он терпел и молчал, предпочитав умереть на поле брани, чем на плахе. Но иногда его захватывало непо боримое желание открыть кому-то свою душу, излить свою боль, свок тяжесть, все нетерпение, скопившееся в нем... Его учителя, наставника и духовника уже не было в живых — умер в заточении. Но оставался еще один человек — старец далекоп Печерского монастыря во Пскове Вассиан Муромцев, приверженец единомышленник Максима Грека, ушедший из Москвы еще в княженж отца Ивана, дабы не зреть распутства и бесчиния московских монахов и принявший старчество в Псковско-Печерском монастыре.' Вассиан Му ромцев избежал участи Максима Грека. Старчество было неприкасаем! и чтимо особо, чуть ли не наравне со святостью, и никто,— ни князь Ва силий, при жизни своей, ни духовный собор,— не посмели посягнуть Муромцева. Да и ссориться со строптивыми псковитянами, не смиривши мися еще с московской подвластностью, никто не хотел: больно важе( был Псков на всем западном порубежье, и держать его в недовольств! на Москве не решались. Вассиан жил тихой, затворнической жизнью, но дух праведности 1 благомыслия, которого не могли ему простить его ярые враги, осифляне обвинявшие всех неугодных им в ереси, шел от него по Руси: сказител» на ярмарках рассказывали его притчи, бродячие богомольцы поминал» его в своих молитвах, нищие на папертях его именем выпрашивали ми лостыню... Этому-то человеку и писал Курбский, тревогой, обидой и го рестью наполняя свое послание. «Душа и ум страхом смущаются,— открывался он старцу, жалуяа на Ивана,— понеже опять напасти и беды от Вавилона на нас кипеть на чинают!.. И нет нам защиты и спасения! Где пророк, обличающий не праведных царей? Где тот святитель, что воспретит царю законопреступ ление?» 10 Иван вошел стремительно и неслышно. Только тень от него метну лась по стене, живая, настороженная... Курбскому почудилось, буди она навалилась на него и придавила к месту: он даже плечами повед чтобы избавиться от этого чувства, и приподнялся... Иван резко шагнул к нему, положил руку на плечо. — Сиди, князь... Курбский почувствовал, как кровь вдруг разом прихлынула к том) месту, где лежала рука царя. — Небось, дивно тебе-..— начал Иван и не договорил, словно мигок позабыл, что хотел сказать князю. Он читал написанное, что прямо перед его глазами лежало на столе, и Курбский услышал, как дрогнули пальцы царя, все еще лежавшие него на плече. Курбский поднял глаза, не пряча в них дерзкой насмешли вости: ему нестерпимо вдруг захотелось увидеть, как по-холопьи, бес стыдно и воровато, бегают по его эпистолии глаза Ивана. Он впился из девающимся взглядом в Ивана, готовый чем угодно заплатить за удо вольствие видеть позорную приниженность царя, но Иван, скосившись н Курбского, перехватил его дерзкий взгляд и отстранился — устало и рав