Сибирские огни, 1973, №8
который помер там — то ли от горячки, как говорили князю, то ли ог яда, как думал сам князь. Недоброе предзнаменование чуял в этом назначении Курбский. Уже давно, с тех пор как царь отдалил от себя Сильвестра и Адашева и резко разорвал с боярской думою, закралась в душу князя тревож ная смута и не отпускала его, не давала ему спокоя. Видел он, как из менился царь, как загорелся настырной злобой и беспощадной нена вистью ко всем, кто еще недавно был дорог ему и близок. Последняя ночь, которую предстояло провести князю в Москве, была особенно тягостна и уныла. К давним, ставшим еще острей, пред чувствиям присоединились, захватившие его как наваждение, угрюмые мысли об одиночестве и своей беззащитности, так явственно теперь осознанной князем. С грустью, больной, как обида, думал он, что, быть может, никогда уже более не доведется ему видеть Москву, слышать ее колокола, ходить в ее храмы, думал и сам не понимал — почему при хлынули к нему эти мысли, почему уныние, которое никогда ранее не бы ло ему ведомо, вдруг обуяло его с такой силой? И, как прежде, кинулся он в свою заветную келью, — кинулся к своим свиткам и книгам, надеясь в их спокойной мудрости, в тишине, наполненной его духом и его сокро венными мыслями, обрести нужную ему твердость и силу. Слуг он всех отпустил, даже сцражу не оставил у главных ворог. Один только Васька Шибанов, верный и незаменимый его служка, оставался на конюшне, чтоб утром подать князю коня. Ярко горели три толстых свечи... Князь неровно и быстро писал на большом листе отбеленной голландской бумаги, часто откладывая перо и надолго погружаясь в угрюмое забытье. 9 Выученик мудрейшего и благочестивейшего монаха с Нового Афо на— Максима Грека, Курбский с малолетства пристрастился^ к чтению и писанию. От своего учителя усвоил он латинский и греческий и, вместе с пониманием иноязычия, приобрел многие знания, заключенные в ла тинских и греческих книгах. Максим Грек исправлял и переводил на славянский язык разные богослужебные книги и, в первую очередь, толкования на них — толкование Псалтыри, деяния апостолов, разные апокрифы и сказания и приобщал ко всему этому молодого княжича, напитывая его целомудрием и умиротворяя его юную душу мудростью богословия. Но ни знания, ни благолепие его отрочества, ни иноческие настав ления его добродетельнейшего учителя возлюбить худые одежды, ху дую пищу, огорчать плоть свою суровым житием не убили в нем дерз кий и мужественный дух воинственных предков его — удельных яро славских князей. Не сутана стала его одеждой, а золоченые доспехи воеводы, — и стезя войны повела молодого князя к славе и почестям. Он ходил на Казань, бился под Астраханью, воевал Ливонию... Ратные дела, походы, войны наполнили князя суровым равнодушием и презре нием к праздной мирской жизни: не любил он ни царских пиров, ни буй ных потех со скоморохами, ни соколиной охоты, куда часто зазывал его царь... Но страсть к книгам, к чтению, к писанию не вытравилась из него. И еще одно семя, брошенное в его душу радетельным монахом, проросло и вызрело в нем, пустив неистребимые корни, — это яростная непримиримость к несправедливости и насилию, к неправедности и бесчестию, к разгульности и жестокости, ко всему, что не по правоте, а по прихоти сильных творилось на Московии.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2