Сибирские огни, 1973, №7

ченко, подписавшую справку о смерти Сорокина. Кстати, выяснилось, что Зинченко про вожала Эльвиру на аэродроме. В назначенное время, тихо постучав в дверь, в кабинет вошла хорошо одетая молодая женщина. Майор предложил сесть, и она, оправив платье, осторожно опустилась в старое кресло. Роясь в бумагах, Зацепин молча смотрел на Зинченко. Прямой тонкий нос, высокий крутой лоб, белое чистое лицо, из-под длинных ресниц светились беспокойные карие глаза. Он коротко объяснил причину вызова и попросил рассказать все, что сохранилось в ее памяти о том вечере, когда скончался капитан Сорокин. — Что-нибудь случилось? — встрепенулась Лидия. — Трудно сказать. Надо разобраться. За этим вас и пригласили. •— Было это двадцатого июня, часов в одиннадцать,— начала Лидия Петровна, Я возвратилась с последнего сеанса кино и прилегла было на диван, намереваясь перед сном почитать. Не успела пробежать и двух страниц, как раздался телефонный звонок. К аппарату подошла соседка Фекла Сергеевна, которая позвала потом меня. Я услышала страшно взволнованный голос Эльвиры: «Лида, Лидочка! Беги скорее к нам, мужу плохо, у него что-то с сердцем...» Я ответила: «бегу!» и бросила трубку. Минут через пятнадцать-двадцать я была у Сорокиных, но помощь моя уже не понадобилась: к моему приходу Виктор скончался на руках у Эльвиры. Я сделала ему укол, но было слишком поздно. От Эльвиры я раньше слышала, что у Сорокина больное сердце, он был контужен на фронте, и это обстоятельство, видимо, способствовало развитию гипертонической болезни. — А сам он не жаловался вам на болезнь сердца? — Сейчас не помню,— раздумывая, ответила Зинченко.— Может быть, жаловался, а может, и нет. Но Эльвира в последнее время говорила об этом. — А вы, как врач, никогда ранее не замечали сердечных недугов у Сорокина? — Напротив,— оживилась Лидия Петровна,— он говорил, что злоров как бык, и водки пил не меньше других. При случае я, конечно, говорила, что при болезни серд ца водка действует губительно. — Почему вы выдали справку о смерти Сорокина, указав в ней, что он умер «в опьяненном состоянии при наступившей недостаточности сердечной деятельности», не зная в действительности ничего о состоянии его здоровья? — строго спросил Зацепин. — Я и сейчас утверждаю, что он был пьян,— решительно произнесла врач.— От него пахло водкой. — А на столе у Сорокиных стояла неубранная посуда и недопитая водка? — тем же тоном уточнил майор. — Нет, этого я не помню,— подумав, ответила Лилия Петровна.— Кажется, на столе уже ничего не было. Да, точно, не было... Я поставила на стол свой чемоданчик, сделала Виктору укол и ничего не заметила. — Значит, ухудшение состояния здоровья капитана Сорокина наступило значительно позже употребления алкоголя? — Да, очевидно, так. Как я тогда поняла, он уже был в постели, а потом ему стало плохо. Эльвира сама мне об этом рассказывала. Помню, на тумбочке лежали какие- то лекарства, мокрое полотенце для компресса, стакан с водой. Эльвира была в отчаянии, плакала... Ну, а потом пришли соседи. Кто-то позвонил дежурному в часть... А на второй день, по просьбе Эльвиры, я написала справку о смерти капитана. Я не могла ее не написать,— оправдываясь, быстро заговорила Зинченко.— Эльвира моя подруга, сама медик... Я верила ей, фиксировала смерть Виктора и, как врач, обязана была это сделать. Может быть, я нарушила какой-то воинский устав и не имела права выдавать такую справку о военном?.. Я не знала. Но как врач-терапевт, по-моему, я имею на это право? — Конечно,— сказал Зацепин,— как врач вы поступили правильно. Только в этом случае вам не мешало бы поинтересоваться записями в медицинской книжке капитана, где о сердечной болезни ничего не сказано. — Здоровое сердце? — с испугом спросила Зинченко,— А почему же Эльвира?..