Сибирские огни, 1973, №7
крывается. Думала Евдинья, гадала и все больше убеждалась, если бы вдруг перед ней выставили десять, двадцать самых наилучших мужи ков," самых добрых, самых степенных, если бы ей представился вы бор— сердце прилегло бы к «блажному» — Филюшке. В мыслях она теперь его иначе и не называла, эта ласковость, внезапно возникшая в ней, как крупинки золота в песке, мешалась с неприязнью, с обидой за то, что не посчитался с ней, взял да уехал — как на обыденку, по сено или по дрова. Перед осенью от Фильки пришел перевод на двести рублей, а сле- дом — письмо. Во-первых строках своего письма он клал поклоны жене и сыну, писал о том, что работает плотником и что теперь бригадир Авдеич’ расчухал, какой Филька плотник: за работу обещает наделить его балком — это дом такой на полозьях,— как только приедет семья. Спрашивал Филька, надумала ли Евдинья прикатить, допытывался про Витьку, давал советы, куда пустить присланные деньги. Евдинья хотела отписать сразу, даже пять конвертов у почтальон- ки купила: не терпелось поплакаться, как они с Витькой маялись с се ном и топливом, пусть Филюшка призадумается. Но передумала Евдинья. Одна строчка — про Витьку навела ее на жестокое решение — не отписывать совсем. Сама-то она — дело известное, черт с ней. А сын не щенок, не отопнешь. Истоскуется, измучается Филюшка — и прика тит. Не ему чета, кремнистые, жесткие мужики — и то к семьям воз вращались, уж Евдинья знала. А тут три месяца миновало — стоско вался! Через месяц пришло другое письмо от Фильки — спрашивал, по лучили ли первое письмо, а если получили, то почему не ответили. И Евдинья окончательно убедилась в правильности выбранного решения. Поскучай, поскучай, совсем выберешься. Провались тот балок на ме сте, на котором стоит. Больше писем не было. Приходили переводы. Регулярно, раз в ме сяц. Масленицей, когда уже знатко заподтаивало, Филька приехал сам. Вечером под окошком захрустел ледок, кто-то постучал в закрытую ставню. Подхватившись с кровати, Евдинья включила свет и босиком выскочила в сени. , Перед ней стоял Филька. — Эк... разжарилась... босиком-то! В избе он поставил чемодан, положил на него большую картонную коробку, сбросил с плеч рюкзак, с которым еще Витька ездил в пионер ский лагерь. Сказал, раздевшись: — Ну, здорово, партизаны! Он обнял Евдинью, она сразу обмякла как-то, заплакала. Из спаль ни выбежал заспанный Витька и кинулся к отцу. Филька затормошил его, развязал коробку и отдал кедровую ветку. Евдинья захлопотала у стола. Витька, раскрыв рот, слушал о том, как отец летел в самолете, а потом ехал в поезде. И Витька, никуда не выезжавший из Чердынцевки, кроме как в пионерский лагерь, восхищен но шептал: — Вот бы съездить! За столом Филька, подмигнув сыну, спросил: — Не писали-то чего? — А некогда расписываться! — скраснела Евдинья и тоже взгляну ла на Витьку, который низко склонил голову-
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2