Сибирские огни, 1973, №7

меня без ножа... Я же сына надумал отделять, лесу припас. Никому, как тебе, Филипп Михайлович, доверить хочу, рубить-то. — Мишку Кучума зови, он свободный... — Тьфу ты! Ну, робенок, чистый робенок,— осерчал, повысил го­ лос Петр Глебович,— про тебя, а не про Кучума слава идет. Твой отец, Михайло, совестливый был, покойничек, насчет работы. А ты, как по­ казывается, его переплюнул,— улещал Петр Глебович.— Истинно тебе говорю... Брага аж зажмурился — нравилось, что его хвалят. Не за зря хва­ лят, по заслугам и не впервой — множество домов поставил он своими руками в Чердынцевке, и каждый будто смеется. Лесть и хва­ ла кошкой крадутся в душу Фильке, но душа противится, отталкивая мягко-когтистые лапы. — Ты, Петр Глебович, бисера перед глазами не раскатывай,— опершись на столешницу, поднялся во весь свой могучий рост Филь­ ка.— Сказано-завязано, кисет без табаку... У тебя своя думка про жизнь, у меня — своя. — Блажит! — словно Фильки нет рядом, высказалась его жена Евдинья, стройная и красивая, как девка, несмотря на свои сорок лет.— Ты слухай, что тебе добрые люди кажуть, коль своего ума нема. Вот блажной-то, прости мою душу грешную... — Про твою душу вчера в раю поминали... Грехи ваши бабьи из­ вестны,— оскалился Филька.— Ты в мои заботы не залазь, тебе своих в кути хватит. Сказал — последний, стало быть, последний, у меня язык не из лоскутов... Пошли-ка домой. Спасибо хозяевам за хлеб-соль, не будет веку дому сему, да чтоб углы не плакали. Евдинья тоже стала собираться, рассыпаясь в благодарностях и пожеланиях хозяевам. «Блажить» Брага начал с зимы, с тех дней, когда купили и поста­ вили в новом просторном доме телевизор. Теперь Филька, раньше всег­ да находивший занятие по двору, другого дела не знал, как сидеть у этого «чертова ящика». Особенно любил «всамделишное» — когда показывали новостройки где-нибудь в тайге, нефтяные вышки, верхо­ лазов. Голубой экран высвечивал другой мир, другую жизнь, так не по­ хожую на чердынцевскую, в которой Фильке было все знакомо и при­ вычно — от желтых песчаных спусков к большой реке до старой ржа­ вой подковы, которую еще отец на счастье положил перед порогом и ко­ торую Филька из старого дома перенес в новый, ставленный уже само­ стоятельно, без отца. Мир звал, мир манил, как зазеленевшее под весенним солнцем светлое и обновленное поле. А тут еще Витька, четырнадцатилетний сынишка, положив голову на спинку стула, на котором сидел Филька, тоже насмотревшись кра­ сот, жарко шептал на ухо: — Пап, поедем туда жить. Виденному и слышанному Филька верил и не верил. После нового года с нефтепромыслов из Нижне-Вартовска прилетел в отпуск Витька Звягин, Филькин одногодок, шлявшийся по тайге уже лет восемь. - Даже и не раздумывай,— убеждал Звягин.— Я ни разу не спо- каялся. У нас сейчас такие дела творятся — закачаешься. Мы там как во лбу земли живем. Нефть — она очень даже вещь интересная. А воз­ дух какой! Там тундра недалечко... Ханты-манси эти — народ здорову­ щий. Оленя догонит. Ты не догонишь, а он... К весне решение созрело окончательно, и Фильке пришлось выдер­ жать не одну баталию с женой. Евдинья и слушать не захотела, когда он как-то за вечерним чаем забросил удочку насчет переезда.