Сибирские огни, 1973, №7

медленно текущую воду, как и на огонь, можно смотреть бесконечно». Вот они же оказались в укрытии леса, на опушке теряющего первую листву разнолесья, где одно дерево — темное, другое — светлое, одно — легче и возвышеннее, другое — пасмурнее и тяжелее. И они думают об этом лесе: «У него много лид и одна душа: он всегда доброжелателен к человеку...» Но и эта, доброжелательная к человеку природа, и эта родная, до самой смерти любимая земля, они в полосе фронта, они волею событий втянуты в войну, в сферу ее огненного круговорота. «Августовская земля, серая от пепла, еще согревала, звала прижаться, надолго прижаться к ней и не покидать ее... А небо, странно безмятежное, лучилось, сверкало равнодушной лазурью, и на мгновенье переставало вериться, что под этим, таким безмятежным небом, по всему фронту бьют орудия, движутся танки, проносятся самолеты...». Но орудия били, самолеты проносились, и танки летели в атаку, рыча и разворачивая землю гусеницами... «Танк вынырнул из рощи. Роща темна. Облетела почти вся. Редкие звезды, как листья, висят на обнажающихся ветвях. Вот грозная машина выходит из рощи, и ночная звезда зависает на стволе орудия...». С. Борзунову, как мы уже говорили, по складу его характера свойственны и публицистическая заостренность, и психологическая углубленность. Но только что приведенные нами строки говорят еще об одной стороне его таланта — о лирической окрашенности писательского почерка. А это свидетельствует о наличии тонкого и точного зрения и слуха писателя. Это же подтверждают и лучшие литературные портреты, включенные в книгу. К таким я отношу исследование творчества ленинградского прозаика и поэта Бориса Четверикова и портреты военных журналистов и литераторов Ивана Вострышева и Александра Верхолетова. Два последних портрета особенно интересны тем, что они открывают нам имена, до этого мало известные широкому читателю. А между тем жизненный и творческий путь этих журналистов и литераторов не только интересен, но и поучителен. В этой связи нужно вообще отметить стремление С. Борзунова открывать не столько уже открытое, что некоторой части нашей критики весьма свойственно, сколько вводить в литературный обиход имена еще не примелькавшиеся, а то и вообще новые. Похвальное стремление! «Памятью сердца» назвал С. Борзунов литературный портрет военного писателя Анатолия Рыбина. Памятью сердца о войне и людях минувшей войны, о тех, кто, подобно самому автору, прошел через ее обжигающий и закаляющий огонь, можно назвать всю книгу «На линии огня». Леонид РЕШЕТНИКОВ Вильям Озолин. Песня для матросской гитары. Стихи. Новосибирск, Зап.-Сиб. кн. изд., 1972. Терпение и риск, упорная работа и поис — эти два пути в поэзии нередко приводят к удаче. Разумеется, при наличии таланта. Мне кажется, у Вильяма Озолина, автора книги стихов «Песня для матросской гита ры», эти пути, как две проселочные дороги, выводят его к «перекрестку» или «к «боль шаку» настоящей поэзии. И не зря автор разделил свой сборник на две части: «Зем ля и море» и «Стихи, подаренные дождю». В первой — отчетливо проглядывается, ус ловно говоря, «поэзия риска», во второй поэзия, как результат терпеливой, потаен ной работы автора над словом и над жиз ненным материалом. За плечами Вильяма Озолина — большой жизненный опыт, ему есть что сказать и себе, и о жизни, и о времени. Он уже пере шагнул сорокалетний рубеж — время твор ческой и гражданской зрелости. Поэту ве ришь, когда читаешь концовку стихотворе ния «Северное море»: «Море — синее» — скажут. Это ложь, ерунда... Море наше синим Не было никогда! Об этом нельзя написать, не побывав открытом море, где-нибудь у берегов дале кой Аляски. И не в качестве туриста, а про стого моряка на рыболовецком траулере И, сравнивая поэта с рыбаком, в следую щем стихотворении Озолин говорит: Я ненавижу мель. А глубина — И мне она нужней всего на свете. Когда ты ночью за борт ставишь сети. И я не сплю. Мне тоже не до сна. В песнях, а их большинство в первой ча сти сборника, перед нами раскрывается судьба лирического героя-—человека отзыв чивого, доброго и мужественного, на кото рого можно положиться в тяжелую минуту испытаний. Рыбацкая зеленая страна! Зеленая до боли и до страха. Ты учишь нас вдали от берегов. Что, если надо,— на двоих рубаха, И, если надо,— смерть на одного! Герой В. Озолина не может быть одно любом по своей натуре. Его душа, истоско вавшаяся по берегу, в одинаковой мере от дана и земле, где, встречая мужей, «смот рят жены жалобно, как слезы горько ка тятся небритою щекой», и морю, без которо го долго прожить нельзя рыболову: Уходим снова из дому, Забыв махнуть рукой. И снова мы на палубе — ' Уходим в море, стало быть! И слезы счастья катятся Небритою щекой!