Сибирские огни, 1973, №7

республиканской газете — встречи с писа-. телем позволяют мне заключить, что вряд ли он всегда был стопроцентно прав в своих симпатиях и антипатиях. Но как критик, как участник литературного процесса, он умел встать выше личных пристрастий. Глубоко верно замечание его соратника по работе в Академии наук КазССР доктора филологических наук И. Дюсембаева: «Ом высоко ценил людей талантливых, даже если кто-то из них был ему лично несимпатичен». Мухтар Ауэзов горячо любил свой народ, свою землю. Вместе с тем, этот широко мыслящий человек решительно выступал против любых проявлений национальной исключительности, против консервации в с е х национальных традиций, причем отвергал не только явно чуждые социалистическому укладу, имеющие феодально-байское происхождение, но и внешне безобидные, однако явно не соответствующие нашей эпохе. Сборник воспоминаний любовно — иного слова тут не подберешь! — составлен дочерью писателя Лейлой Мухтаровной Ауэ- зовой. Но поскольку это, надо думать, далеко не последняя работа такого типа о Мухтаре Ауэзове, то считаю необходимым остановиться на том, что представляется мне основным недостатком книги. Путь большого художника-новатора никогда не бывает ровным и безоблачным. Отнюдь не был исключением из этого правила и путь — житейский и творческий — М. О. Ауэзова. Между тем в книге сложности и трудности его дороги значительно сглажены. В большинстве очерков сборника перед читателем предстает «золотая осень Ауэзова, увенчанного всенародной славой, окруженного любовью разноязычных читателей» (О. Гончар). Разумеется, эта плодоносная осень заслуживает наибольшего внимания, но ведь перед ними были весна и лето с весьма переменчивой погодой. Об этой погоде кое-кто из авторов и вспоминает, но глухо, неясно, намеками. Разве нельзя было прямо сказать о том, чго в годы молодости Мухтар Ауэзов на определенном — недолгой — этапе своего духовного развития испытал влияние буржуазно-националистической идеологии. И неужели упоминание об ошибках давних лет хоть в какой-то степени способно умалить фигуру зрелого Ауэзова? Мне кажется, наоборот, это помогло бы понять нелегкую крутизну его подъема. И стоит ли предавать забвению, что эти былые, уже давно преодоленные писателем ошибки становились для некоторых вульгаризаторов и догматиков отправной точкой для яростной атаки на все творчество М. Ауэзова и в 20-е, и в 30-е годы, и даже в начале 50-х годов, уже после присуждения писателю Государственной премии 1 степени за роман «Абай»? Ведь вместе с этим предается забвению мужество и стой­ кость художника, в очень нелегкой обстановке шедшего к своей вершине. Забываются при этом и те, кто вел борьбу ■ за советского писателя Ауэзова. Жаль, что в книге даже, кажется, не упомянуто имя Л . И. Мирзояна, видного большевика, руководителя партийной организации Казахстана в середине 30-х годов. Я отлично помню рассказ хорошо известного читателям «Сибирских огней» талантливого очеркиста Н. А. Верховского, который был в то время редактором «Казахстанской правды», о том, как он знакомил М. Ауэзова с Мирзояном, о сильном впечатлении, произведенном на секретаря крайкома молодым еще писателем и ученым, и о том, что в результате прямого вмешательства Мирзояна была прекращена «критическая» травля Ауэзова. Можно указать и на кое-какие досадные частности. Например, мне известно, что талантливые писатели Абдижамил Нурпеисов и Тахави Ахтанов — близкие друзья. Но все-таки «литературное имущество» у них не общее, и поэтому непонятно, почему один и тот же абзац почти без изменений и без кавычек фигурирует и в «Слове об Ауэзове» А. Нурпеисова, и в статье Т. Ахтанова «Подвиг писателя» (см. стр. 155 и 173). На стр. 226, из-за неточности перевлдчи- ка, мысли автора, известного литературоведа М. Каратаева, придан прямо противоположный смысл. На самом деле именно ранние трагедии Мухтара Ауэзова «Енлик- Кебек» и «Каракоз» были явлением куда более значительным, чем те его пьесы начала 30-х годов, в которых писатель еще очень неуверенно пытался изобразить современность. Не продуман до конца принцип комментария к книге. Почему, скажем, читателю нужно подробно объяснять, кто такие И. Сельвинский, Б. Ясенский, М. Луконин, и не.нужно делать это в отношении Н. Погодина, О. Гончара, И. Андроникова? Боюсь, что на этот вЬпрос не ответить ни комментатору, ни уважаемым членам солидной редколлегии, готовившей книгу к печати. ...Чингиз Айтматов образно назвал своего великого учителя Мухтара Ауэзова «глазами нации». Очень точное и тонкое определение. Этими глазами казахская социалистическая нация по-новому разглядела мир, а мир увидел отразившуюся в них душу народа. П. КОСЕНКО Семен Борзунов. На пинии огня. Повести, рассказы, литературные портреты. М„ «Мо­ сковский рабочий», 1972. Не мною замечено: чем дальше уходит от нас минувшая война, тем настойчивее стремимся мы закрепить в своей памяти ее трагические и героические страницы — о г великих, воистину исторических, сражений до повседневных мелочей фронтового быта.