Сибирские огни, 1973, №7

Нарижного» — об освоении рабочими новой техники. В Доме писателей под Свердловском осенью 1934 года Борис Ручьев читает товарищам главы из поэмы «Жан- Иван»— о своем современнике, в котором встретились две культуры: Европы и Азии. Безвозвратно утеряны в тяжелые времена поэмы Ручьева «Виктория», «Громовой», «Страдания моего ровесника», «Плантация». Тем более отрадно, что подшивки старых газет сохранили для нас отрывки из двух других поэм — «Калина Баев» и «Аленушка». По ритмическому рисунку, по всему лирическому настрою стихи этих отрывков очень «ручьевские», близкие его зрелым, широко известным произведениям: Каждый день страна рядила В подорожный суховей Самых первых и родимых, Самых верных сыновей. ...Час за часом, год за годом. Зубы стиснув, руки сжав. Мы прошли огонь и воду. Смех и горе, лед и жар. ...По закону той поры От земли до леса Мир захвачен в топоры. В переплет железа. Сердце гор лежит в ногах, Бьется частым боем. Пала радуга — дуга Вровень с головою. И земля на полный мах Вышла синим кругом...'. В Калине Баеве Ручьев попытался дать собирательный образ современника, наделенного лучшими качествами строителей Магнитогорского металлургического гиганта. Широким многоплановым произведением обещала быть поэма «Аленушка». Сохранившийся из нее отрывок («Лесник») рассказывает о судьбе бывшего воина, участника гражданской войны, который «возле Волги за Царицын чудом жизнь не положил». Незавершенными остались поэтические циклы Бориса Ручьева «Соловьиная пора» (1935—1937) и «Девушки-подружки» (1936), которые впервые стали достоянием читателя лишь в 1958 году. Лирический герой цикла «Соловьиная пора» так же, как и его сверстник в книге стихов «Вторая родина», обретает «второе рождение» на Урале, навсегда оставив «отчий город Кременчуг». Он, «состоя всю жизнь рабочим огневого ремесла», мечтает построить у Магнит-горы город-сад: Обнесу заречный сад кругом крашеных оград, рассаж у по тонким веткам будто пьяных соловьят. Сад завьется, заплетется, через тридцать пять годов — сколько листьев встрепенется, столько свистнет соловьев... И засвищут, сна не зная,1 1 Б. Р у ч ь е в . Песня о вечной заре. (Отрывок из поэмы «Калина Баев»), «Уральский рабочий», 1937. 10 января. вплоть до утренней поры, соловьихи — с Таганая, соловьи — с Магнит-горы. Мотив «соловьиного сада» звучит и в других стихотворениях цикла: «Тополь», «Девушка», «Обоянка». Герой Ручьева возводит на реке плотину, строит «горный город», варит сталь и в го же время сохраняет трепетную любовь к природе, птицам и животным. В цикле «Соловьиная пора» впервые в творчестве поэта возникает проникновенная мелодия чистой и возвышенной юношеской любви. Как правило, стихи о любви богаты традиционной народно-песенной символикой. В разлуке героиня поет песню о зозуле, а в подарок жениху привозит «сок вишневый на губах», «соловьиху с соловьем». В стихотворении «Тополь» герой сравнивает себя с одиноким, изнывающим от жажды тополем, который «ничего вокруг не видел от своих угрюмых дум». Но стоило ему повстречать тучку, которая накрыла его «легкой тенью дождевой»,— весь мир преобразился: Перед ним — горит малина, перед ним — за садом сад, семицветна — вся долина, стоголосы — все леса. Собственное сердце представляется герою сказочным синим самолетом, на крыльях которого он успел облететь всю страну: Петь меня строители просили, агрономы звали на совет, пивовары пиво подносили, солевары ставили обед, звали капитаны в бой с прибоем, гармонисты брали тон руки, на волков водили зверобои, в шахту наряжали горняки. Желание все успеть, увидеть собственными глазами, пропустить через собственное сердце было свойственно и самому автору «Соловьиной поры». Беда к поэту пришла неожиданно. В конце 1937 года Борис Ручьев был оклеветан и несправедливо репрессирован. * * * Грозный 1941 год застал Бориса Александровича Ручьева в далекой тайге Оймякона. Вместе со всем советским народом глубоко переживал он горе, обрушившееся на нашу страну. И для него, подлинного патриота Родины, большая общенациональная трагедия оказалась всепоглощающей, оттеснив на задний план трагедию личную. «Сокол, скованный кольцом», всем сердцем рвался он на передний край борьбы, мечтал скорее «с врагом заклятым встретиться в бою». Невозможность попасть на фронт и сознание своего бессилия чем-либо помочь родной стране в годину всенародного горя бы