Сибирские огни, 1973, №7

В. РУЖИНА «2) Мол [одой человек] уезжает и прощается с люб [имой] девуш [кой]. 1) Молодой человек встретился с девушкой. 2) Она очень к нему (или друг к другу) Она товарищ 3) Он уехал. 4) Ей очень грустно. 5) Встреча с первой. 6) Не выдержала вторая. 7) С первой не выходит. Она мещанка. 6) Уехала первая. 7) Герою очень грустно. 7) Встретила. Ясно, что теперь будет все хорошо». Там, где «она» — мещанка, нет и не может быть счастливой любви. «Она» непременно должна быть т о в а р и щ е м ! Незадолго до трагической кончины Маяковский работал над воплощением грандиозного замысла поэмы о пятилетке. Помимо широко известного первого вступления в поэму — «Во весь голос», где поэт с гордостью размышляет о пройденном пути ху- дожника-новатора советской эпохи, сохранились в его записных книжках черновые наброски, которые обычно толкуют как начало второго лирического вступления в поэму. Эти строки — лишнее свидетельство подлинно могучей и никем не подавленной волны лиризма, охватившей Маяковского, они еще раз опровергают нелепую формулу Р. Якобсона относительно «удушения», «истребляемой лирики», будто бы сменившей тему «судорожного порыва к несбыточной любви». Отбрасывая жалкие мещанские представления о расчетливых, мелких страстишках, поэт и здесь утверждает грандиозную любовь-землетрясение. Любит? не любит? Я руки ломаю и пальцы разбрасываю разломавши так рвут загадав и пускают по маю венчики встречных ромашек пускай седины обнаруживает стрижка и бритье пусть серебро годов вызванивает уймою надеюсь верую вовеки не придет ко мне позорное благоразумие. Нелегко читать эти строки. В них есть и боль, и обида на тех, кто ранил обнаженное сердце поэта. Но человек остается человеком, любовь остается любовью. Поэт, охваченный даже неразделенным чувством, не может замкнуться в рамки интимных переживаний; любовь становится для него источником огромной творческой энергии. Отсюда и грандиозность, «планетарность» гипербол поэта, так органически сочетаю­ щихся с «незащищенными» строками, где есть место и для горькой шутки: Уже второй должно быть ты легла В ночи Млечпуть серебряной Окою Я не спешу и молниями телеграмм Мне незачем тебя будить и беспокоить как говорят инцидент исперчен любовная лодка разбилась о быт С тобой мы в расчете и не к чему перечень взаимных болей бед и обид Ты посмотри какая в мире тишь Ночь обложила небо звездной данью в такие вот часы встаешь и говоришь векам истории и мирозданью. Вчитываясь в эти поэтические наброски Маяковского, нетрудно обнаружить в них определенную лирическую связь, внутреннее единство. В последнем из них поэт с полным правом говорит о силе своего поэтического голоса, о бессмертии своих стихов: Я знаю силу слов. Я знаю слов набат они не те которым рукоплещут ложи от слов таких срываются гроба шагать четверкою своих дубовых ножек Бывает выбросят не напечатав не издав но слово мчится подтянув подпруги Звенит века и подползают поезда лизать поэзии мозолистые руки Я знаю силу слов глядится пустяком опавшим лепестком под каблуками танца но человек душой губами костяком1. Революция — любовь — вдохновение — поэзия. Поэзия, живущая одной жизнью с народом, строящим коммунизм. Вот тот путь, по которому шел великий художник революции к высотам искусства, «красно- шелкий огонь над землей знаменя». И вовсе не случайно Р. Якобсон, вкривь и вкось толкующий приведенные выше строки, оставляет без внимания последний отрывок «Я знаю силу слов», так как он никак не укладывается в сконструированную им ложную схему «двух Маяковских». Крылатые слова поэта: «Без коммунизма нет любви» из его прекрасного стихотворения «Домой!» четко определяют т р а д и- ц и ю советской лирической поэзии. Традицию, родоначальником которой был Маяковский. К векам, истории и мирозданию обращался Маяковский, когда говорил и о судьбах человечества, и о счастье Родины, и о глазах любимой. Обгоняя время, он рвался стихами в «коммунистическое далеко», он приближал своей поэзией это «далеко» — Чтоб вся на первый крик: — Товарищ! — оборачивалась земля. Чтоб жить не в жертву дома дырам. Чтоб мог в родне отныне стать отец по крайней мере миром, землей по крайней мере — мать. ’ На этом набросок Маяковского в записной книжке обрывается. — В. Р.