Сибирские огни, 1973, №7

5 Торжественною полнясь болью, в витках чугунного венка, возникла на фасаде школы мемориальная доска. Ей умудренно, просветленно взирать на кипень наших дел, мальчишка здесь во время оно за партой старенькой сидел. Совсем не чая стать героем, гонял мячи, играл в снежки... Сейчас у школы тесным строем стоят твои ученики. Над ними тополь — кряж горбатый, багряным пламенем горит. Полковник из военкомата о славе вечной говорит. А ты увидела другое — людей, стрелявших на бегу, и поле белое, нагое, и он один, один в снегу. Один, карежимый страданьем, не человек, а только боль. Стихал и уходил в преданье тяжелый бой, победный бой... Стоит, почти не шевелится, сурово замер строй живой. И смотришь ты в ребячьи лица, как будто видишь их впервой. Как будто их коснулась дланью сама печаль родной земли. Пусть их минуют испытанья, через какие мы прошли. Но если в русских долах ровных пойдут кровавые дожди, ты знаешь, что они не дрогнут, не станут жаться позади. 6 Наверно, виновны не годы, мелькавшие, словно цветы. Не годы виновны, а горы, которые были круты. Тяжелые шторы начисли, медлительны ночи и дни. Но мысли, тревожные мысли... Сквозь шторы проходят они! И гаснут они постепенно, и слышно — судьба решена. Молчат побеленные стены. Покой. Валидол. Тишина.