Сибирские огни, 1973, №7

ничную, яркую и полную захватывающих событий. У каждой есть свои «за» и «против». И говорить о любви к профессии, видимо, можно в том случае, когда после трезвого сопоставления всех плюсов и минусов все равно приходишь к выводу, что это именно то дело, без которого не можешь жить. Впрочем, это уже от лукавого: люди часто не задаются вопросом, за что любишь и стоит ли любить... Вместе с Вячеславом стоит на мостике вахтенный матрос Толя Ванифатьев, широкоплечий крепыш, весельчак и балагур. Со смехом, немножко рисуясь, он вспоминает, как приехал в первый отпуск в горняцкий поселок, как завидовали его рассказам одноклассники, как удивлялись учителя: дескать, как же тебя, шалопая эдакого, пустили за границу? Шалопайства в нем, и правда, хватает. Но парень пытливый. С неподдельным интересом вглядывается в новые города и страны, никогда не расстается с фотоаппаратом, задает бесконечное число вопросов о виденном и еще не виденном, мечтает о кругосветном плавании, а трудности своей профессии воспринимает как должное — «любишь кататься, люби и саночкн возить». Как и Вячеслав, он составил себе понятие о том, каким должен быть матрос, но охотно, незаметно для самого себя, перенимает многое у своего старшего по положению — по годам-то они почти ровесники — товарища. Сейчас Толя тоже торчит на мостике: «А то спросят, какой он, мыс Доброй Надежды, а я скажу, не видел, проспал?» В глубокую старину людей, огибавших этот мыс, называли «моряками летающей рыбы». Толя с наивной гордостью доводит это до нашего сведения. Не с этого ли волнения, связанного с приобщением к древним традициям, с уважения к ним, начинается моряк? А в самом деле, с чего начинается моряк? На этот счет существует несколько точек зрения. Молодые иногда начинают с фотографий, ресторана и предметов гардероба заграничного происхождения. Первое они делают сразу, едва ступив на палубу. И, запечатлев себя на фойе воли, маяков и якорей, старательно выводят на обороте снимка что:нибудь вроде: «Привет от альбатроса, скитальца морей» или «Любовь моряка широка, как море, и жестока, как мрачный шторм». Второе — выход в ресторан — совершается тоже без особых проволочек, едва появляются деньги. Это так же обязательно для этого типа моряков, как первое причастие для католика. Старательно соблюдаются неписаные правила: ужин начинают с шампанского и шоколада, небрежно-покровительственного обращения с официантками, нарочито громкого разговора, в котором нещадно склоняются на все лады морские термины и названия иностранных портов. «Причастие», как правило, заканчивается неприятным разговором наутро со старпомом или старшим механиком и деланно-солидным: «Во, вчера дали!» Возможно кое-кто разочаруется, узнав, что некоторые моряки отмечают свое вступление в самостоятельную жизнь точно так же, как и представители сугубо сухопутных профессий. Что делать - глупость всегда глупость, а понимание истинного самоутверждения подлинной причастности к миру взрослых и уважаемых людей не дается в готовом виде вместе с аттестатом зрелости или квалификационным удостоверением. Иные считают, что моряк начинается с чувства юмора. - Андрей покрась штаны, не забудь! - кричит боцман матросу, втиснувшемуся между сплетениями труб с кистью и котелком краски. Это не шутка, это разговор профессионалов - «штанами» называют разветвление трубопровода. Вот на таких понятиях, основанных на морском жаргоне, и испытывают обычно новичков Их посылают в машину принести ведро пара, направляют помогать коку макароны продувать «в целях гигиены и получения прозрачного бульона»... Назначая моло