Сибирские огни, 1973, №6

Леонид Меныциков, чиновник для особых поручении, начинавший свою службу с рядового филера, изнутри закрыл на замок дверь сверх­ секретного кабинета и, вернувшись к своему бюро из дорогого красного дерева, углубился в расшифрованное письмо. «Фекла» сообщала «Соне» горькую для нее весть: «У нас арестованы чуть не все прежние люди: Грач, Лейбович, Красавец, Лошадь, Дементьев (транспортер) — и пото­ му все функции в расстройстве». — Так! — Меныциков на секунду оторвал глаза от письма.— Гра­ ча они, похоже, ценят больше всех. —И снова склонился над письмом: — «Приходится спасать остатки»,— Интересно, как же они думают спа­ сать?— Перевернув листок, на второй странице письма уткнулся синим карандашом в наиважнейшую строку: «Поэтому было бы чрезвычайно важно, чтобы Грызунов, например, повидался... с Семеном Семенови­ чем (Северным Союзом)...». Перечитав письмо и подчеркнув клички, Меныциков отправился к Зубатову. Тот пришел от письма в восторг: — Тут и явка в Воронеж! И пароль! Леонид Петрович, тебе счастье в руки! За будущую ликвидацию Семена Семеновича орден обеспечен! Немедленно в путь! С вечерним поездом. Ты — делегат от редакции «Искры». Представляешь себе, как возликуют крамольники, не ожидаю­ щие подвоха. На первой явке в Воронеже Меныциков спросил: «У вас есть «Вос­ кресение» Толстого?». Ему ответили: «Нету, но есть «Дурные пастыри» Мирбо». Все так, как было в письме. Обрадовались «Делегату», собра­ лись послушать новости. На прощанье дали явки в Ярославль, Костро­ му и Владимир. За какую-то неделю Меныциков, назвавшийся Иваном Алексеевичем, объехал все эти города. Возвратившись в Москву, напи­ сал подробнейший доклад, тем самым подготовив аресты почти всех деятелей Северного Союза. В одном Воронеже по его доносу было схва­ чено сорок человек. Минует пять лет. Меныциков не поладит с новым директором депар­ тамента полиции, увезет в Париж копии многих документов охранки и опубликует в нелегальной печати имена целой своры провокаторов, ище­ ек и филеров, позднее в публичном покаянии попросит «прощения у всех тех, кто так или иначе потерпел» от его действий в роли чиновника охраны, и даже скажет, что он, выдавая предателей, оказал немалую услугу революционным организациям. Но тогда, в 1902 году, усердно строча явно провокаторский доклад о своей изощренной поездке, он оказывал дьявольскую услугу царизму. И жандармские набеги на рабочие кварталы северных городов возраста­ ли, тюрьмы переполнялись. Потому-то у Михаила Александровича и вырвался на бумагу крик души: «Простите, что я позволяю себе напомнить об осторожности вам, искушенным в опыте по меньшей мере не меньше моего,— продолжал он писать в редакцию «Искры».—Но обстоятельства таковы, что я уже па­ дал духом и приходил в отчаяние. Во-первых, становится грустно от со­ знания, что 2—3 месяца — средняя продолжительность политического существования. Согласитесь, что срок обидно короткий. Во-вторых, у меня теперь множество связей, я везде являюсь, меня все знают и уже начинают посматривать на меня косо, мое положение становится невы­ носимым...». Отправив письмо, он тут же стал упрекать себя: не надо было так. Помимо воли вырвалось что-то похожее, мягко говоря, на уныние. Ведь есть же для него примеры. Вот, скажем, Зайчик не предается трусости.