Сибирские огни, 1973, №6

Эта динамическая контрастность свойственна многим работам Грицюка, посвященным Новосибирску. Не раз, при самом различном освещении, будет он писать «деревенский» домик с распахнутыми ставенками на фоне строящихся микрорайонов, и это будет не механическим сопоставлением «старого» и «нового», а полным жизни и скрытого движения единством. Когда глядишь на стрелки часов, их движение незаметно глазу. И в то же время знаешь, что они движутся, мало того — знаешь, что это самое важное движение на свете. Нечто подобное испытываешь и при взгляде на «строительные» пейзажи Грицюка. В них не «передан», не «запечатлен» — в них вживе присутствует пафос созидания. «Акварели из серий «Новосибирск», «Крымская сюита», «Кузбасс», «Моя Москва», «Переславль-Залесский», «Ленинград», «Фантазии» объединяет жизнерадостный тон, напряженный ритм осуществления нового строительства в сочетании с поэзией памятников зодчества»,— писала, в связи с открытием юбилейной выставки художника, газета «Правда» (21 ноября 1972 г.) Сейчас многие художники «открыли» для себя, что подобные сопоставления старого и нового дают определенный композиционный эффект. Но Грицюк явился здесь в какой-то мере первооткрывателем, он сумел найти ключи к современному, молодому городу с его трудной красотой, он не отыскивал выигрышных точек, как незадачливый фоторепортер, озабоченный тем, чтобы на его снимке все было как можно более благополучно,— и он создал образ города. Помню, как-то на улице он сказал мне: — Ты замечал когда-нибудь, как бывают интересны дворы?.. Честно говоря, я не замечал. Даже не думал об этом. Тем более, что новосибирским дворам отнюдь не свойственна, скажем, поэзия «Московского дворика», написанного в свое время Поленовым, да еще в двух вариантах! Но в тот момент я невольно взглянул на открывшуюся картину глазами собеседника и понял его. Скрытого смысла исполнились картины: добротная «сельская» пятистенка и строящийся дом. И как связующее звено между ними — двухэтажный, продолговатый, как вагон, рабочий барак. И надо всем— голубое весеннее небо... Вот он, «Новосибирский дворик», лист 1959 года, на выставке художника! Разумеется, мой пересказ не может заменить собой саму работу: не передать словами такие вещи, как удивительно гармоничная, я бы сказал, «музыкальная» композиция ее, как подлинная праздничность цвета и света, делающие эту будничную картину радостной для глаз и для души. И помню другое — как совсем недавно в Ленинграде, куда художник приехал поработать, он признался: — Не знаю, что и делать с ним. Ведь он — красивый... И снова можно было понять художника: изумительно красивый Ленинград -— может быть, не менее крепкий орешек в этом отношении, чем угловатый Новосибирск. Легко потерять себя, легко впасть в копиизм, в некую вГоричность. Обладая профессиональными навыками, не так уж, наверное, трудно написать башню Адмиралтейства с ее знаменитым корабликом, Петропавловскую крепость, арку Главного штаба. И будет красиво. Но ведь это будет красота, созданная гением Захарова, Трезини, Росси, а ты- то здесь, художник, при чем?.. День за днем, неделю за неделей бродил художник по городу. И нашел-таки «свой» Ленинград. На выставке, посвященной своему пятидесятилетию, художник показал, среди других работ ленинградского цикла, два изображения Смольного собора. Они схожи композиционно, сделаны почти с одной точки, но какие же они разные! Один лист конкретен и четок, разве чуть-чуть зыбки контуры. Другой, при всей внешней «узнаваемости» — сказочен и декоративен, здание как бы струится в колдовской дымке белой ночи, кажется, что оно не было построено здесь более двух столетий тому назад, а вот сейчас пригрезилось художнику... И есть третий «Смольный», другое здание, известное под тем же названием: бывший Смольный институт благородных девиц, получивший всемирную славу как боевой штаб Октябрьской революции. Этот лист выполнен в предельно «земном» ключе, четко и строго: классически ясный белоколонный фасад в глубине, изящные пропилеи, воздвигнутые советским зодчим Щуко, на переднем плане алая точка флага на фоне стального питерского неба. Глубокая значительность при отсутствии какой-либо помпезности. Я ловил себя, однако, на том, что, пожалуй, вне «контекста» выставки, вне «взаимодействия» с соседними листами этот «Смольный», как, впрочем, и некоторые другие работы художника, «смотрелся» бы не столь интересно. Это вообще свойство работ Грицюка. Они в какой-то мере «проигрывают» на общих, многоименных «супервыставках». Три-четыре или даже девять-десять работ, отобранных жюри, не дают возможности войти мир художника, освоить его своеобразный живописный язык. И все же они всегда выделяются. Тогда, в Ленинграде, Грицюк был в составе большой группы российских ху- дожников-акварелистов, направленной в город на Неве с творческими целями. Коллективная творческая командировка завершилась выставкой «свежих» работ. Рецензируя выставку, газета «Ленинградская правда» особо отмечала акварели «сибирского мастера Н. Грицюка»...