Сибирские огни, 1973, №6

Достаточно ли это для того, чтобы считать пояски художника новаторскими? Думается — да. Обратимся еше раз к статье в журнале ¡Москва». «Своим творчеством,— пишет автор стаьи, критик В. Лапшин,— Гринюк стремится провергнуть мнение, что акварель— искуство камерное, тяготеющее и к небольшому размеру произведения, и к этюдному характеру исполнения...». «В искусстве акварели Н. Д. Гринюк, пожалуй, наиболее последовательно выразил ведущую тенденцию 60-х годов»,— свидетельствует искусствовед В. Манин, автор монографии о сибирском мастере, написанной по заказу издательства «Советский художник». Свидетельства весомы и авторитетны. И радуясь этим оценкам по общесоюзной «шкале», не будем, вместе с тем, забывать, что значила для художника Сибирь, что значил для него Новосибирск. Здесь к нему пришли первые — и не только первые — успехи. Здесь он впервые участвовал в большой зональной выставке— в 1953 году. Здесь, два года спустя, стал членом Союза художников, завоевал признание в профессиональной среде: как собственно творчеством своим, так и уважительной прямотой своих суждений об искусстве, о работе собратьев. На протяжении многих лет его избирают членом правления местной организации Союза художников, в 1965—1966 годах он возглавляет организацию. Но не только в этих «анкетных» сведениях дело, хотя и они важны. Бывает всегда очень трудно сказать, какими путями пришел художник к своему изобразительному языку. Легче всего — когда обнаруживаются прямые предшественники, учителя. У зрелого Гринюка непосредственных «влияний» не обнаружишь. По собственному признанию, ему в свое время многое дали работы Левитана, Рылова, Дейнеки. Но следы пройденной у этих мастеров «школы» — где-то очень глубоко, на них «не укажешь пальнем». В значительной мере «учителем» художника была жизнь, натура, действительность, конкретно говоря — город, в котором ему суждено было обрести творческую зрелость и которому был посвящен первый большой цикл работ, пополняемый, впрочем, и по сегодня. Новосибирск, вообще говоря,— весьма «крепкий орешек» для художника или поэта. Не случайно до сих пор остаются бесплодны призывы: «Создайте песню о нашем родном городе!» Не получается: песни создаются и умирают во младенчестве. Огромный город, со сказочной быстротой выросший на перекрестье Оби с Транссибирской магистралью, не воспоешь традиционными словами, вроде: «Ты прекрасней всех на свете, город мой родной»,— сразу почувтвуется фальшь. Установившиеся каноны II Сибирские огни Ха 6. городской красоты мало применимы здесь. Здесь нет уютных старинных уголков, где так хорошо встречаться вечерами влюбленным, нет многокилометровых гранитных набережных (лишь недавно появился первый отрезок), дворцовых ансамблей, поэтичных парков. За кварталом современных домов неожиданно попадаешь на полудеревенскую улицу, посреди которой как-то странно выглядят трамвайные рельсы, а еще через две улицы— снова современный квартал. Какие-то недоразвившиеся куски уездного города: двухэтажные жилые и «присутственные» здания с каменным низом и деревянным верхом, удешевленные подражания «санкт-петербургскому» модерну. Островками—’ Несколько отличных образцов советской архитектуры двадцатых-тридцатых годов: облисполком, Госбанк, жилой «дом с часами». Послевоенные колоннады — и рядом с ними снова деревянное одноэта- жпе. А там— опять новостройка, и какая- то частная халупа чуть ли не над самым краем котлована доживает последние свои дни, но еще кормит хозяйка в своей оградке пыльную курицу. На первоприезжего из европейской России сибирская столица производит впечатление ошеломляющее. Дымящий трубами многочисленных заводов, город рос и растет, обгоняя сам себя, обгоняя наметки проектировщиков. Одной из «достопримечательностей» недавних лет была знаменитая Каменка — овраг, прорытый небольшой речкой, притоком Оби. Когда-то он был залесенным. Первые поселенцы будущего города свели лес, и овраг стал расползаться вширь, одновременно заполняясь беспорядочным нагромождением домиков и домишек. Лепящиеся по песчаным склонам, расположенные на разных уровнях, как дома дагестанских аулов, «каменские домики» обладали даже определенной живописностью, но город они, конечно, не украшали, оставаясь самой неблагоустроенной его частью. Сейчас Каменка уходит в прошлое: сносятся, выжигаются кварталы утлых домишек, рыжей пульпой заливается овражное русло, и уже разбит над бывшей Каменкой новый сквер, и пролег через новую дамбу спрямленный трамвайный путь... И уже новое качество — качество исторического документа — обретает акварельный лист Николая Гринюка «Каменские домики», вновь демонстрировавшийся на юбилейной выставке. Серо-голубая масса домиков заполняет почти весь лист (хочется сказать: «весь экран» — настолько живой, полной внутренней динамики, предстает пе- ред зрителем эта картина!). А наверху, над кромкой — мощные объемы современных многоэтажных зданий. Они видятся «со спины», фасады их обращены в другую сторону, туда, где проходит главная улица города — Красный проспект. Они резко контрастируют с деревянной мелкотой, громоздящейся внизу. И в то же время — словно бы подняты на ее волне.