Сибирские огни, 1973, №5

его влияния на общество». Придумали формулировку, черти полосатые! Сначала хотели сразу турнуть в Арзамас. В уездную глушь! Потом, не устояв перед влиятельными заступниками, соизволили разрешить про жить зиму в какой-нибудь из крымских деревень. В Ялту — боже упа си. Там же рядом царская Ливадия. Пусть, дескать, и носа не показы вает. Наверно, каждому полицейскому уже дали наказ: «Смотреть за ним в оба глаза!» В Крым, слава богу, нет прямой дороги. Только через Москву. Там вагон прицепят к южному поезду. Стоянка — целый день: можно съез дить в город, навестить друзей. Обязательно наведаться в Художествен ный. Давно не виделся с Марией Федоровной. Она с Грачом встречает ся... И, наверняка, получила свежий номер «Искры». По времени дол жен быть уже десятый. Только не опоздал бы поезд — в Москве дорога каждая минута. Он и не подозревал, что там уже многие знают: Горький, выдворяе мый из Нижнего, садится в вагон. Ему в Москве приготовили подарок портрет Льва Толстого. И адрес, под которым уже поставлены десятки подписей. Рано утром студенты и курсистки отправятся на вокзал... Друзьям послал телеграмму, попросил не встречать. В противном случае жандармы сочтут за демонстрацию и, разозлившись, заставят весь день томиться в вагоне, где-нибудь в станционном тупике. Да еще, чего доброго, состряпают новое «дело»! За спиной дважды ударили в колокол — через пять минут дадут третий звонок. У вагона толпились знакомые, горячо жали руку, целова ли в щеки. Обыватели перешептывались, указывая пальцами: — Гляди какой! Гордо держится! И даже веселый, будто его в гос ти провожают! Но перрон уже наполнялся молодежью, переправившейся через Оку, и молодой голос гаркнул во всю силу: — Да здравствует свободное слово!.. Да здравствует Максим Горь кий!.. Тотчас же послышался пронзительно-всполошенный полицейский свисток, из вокзала выбежали на подмогу три жандарма, но в расте рянности остановились: на перрон толпами врывалась молодежь и в ми нуту заполнила его от края до края. Горький, сняв шапку, поклонился подножки, помахал рукой и исчез в вагоне. — Проклятие темным силам! Да погибнет деспотизм! — крикнули из толпы, и добрых полторы сотни голосов раскатисто грянули:" Ура-а! Горький вышел в тамбур, спустился на одну ступеньку, прижал ру ку к груди: — Спасибо, госпо... Спасибо, товарищи! — поправился он,— Но не надо... — Мы вас любим! — неслось со всех сторон. — Да здравствует хороший человек, писатель-буревестник! — зве нел знакомый молодой голос. «Кажется, Яша.— Горький, слегка наклонившись, всматривался толпу.—Его голос..Его. Молодец парень! Небось, опять с листовками». А их уже передавали из рук в руки, как голубей, которые могли вырваться и в снежном вихре взлететь высоко над головами. И тут по всему перрону разлилась многоголосая песня: «Из стра­ ны, страны далекой, с Волги-матушки широкой...» — Верно — волгари мы все!.. Но.. — прокашлявшись, Горький за­ махал руками.— Я совершенно не ожидал... Я крайне растроган...