Сибирские огни, 1973, №5

Чтобы не мешать ему, подруги разговаривали вполголоса: — А писать мне теперь ты, Надюша, можешь без особой опаски. — Думаешь, оставят в покое? Гласный надзор сняли, но негласный- то могут оставить. — Знаю. Но все же вольготнее. И я обещаю писать аккуратно. О всех делах и событиях. От себя и от Глеба. У него, бывает, настроение меняется. То мажор, то минор из-за каких-нибудь пустяков. Иной раз надо написать вам, а он из-за неожиданной хандры возьмет да и отло­ жит. Так я уж лучше сама. Они условились о новом шифре. Потом Надежда, глядя в круглые красивые глаза подруги, спросила: — Ну, а как ты доживала срок в Сибири? Мы ведь не виделись больше двух лет. Как ты коротала последние поднадзорные месяцы? — И не говори...—махнула рукой Зина.—Часы считала. И до того мне опротивела кирпичная надзирательская морда, что меня всю пере­ дергивало. Шагов его не могла слышать — сапожищи с подковками. Бр-р!.. Поверишь ли, как великого праздника ждала последнего дня. — Мы с Володей вот так же в Шушенском... Но молодость брала свое, скрашивала жизнь. Молодоженами были! — Да, одна была отрада. Глеб и сейчас во мне души не чает, будто мы вчера поженились. Даже не знаю, как ссорятся. Правда. И ты ведь тоже...— Зина снова обняла подругу и продолжала рассказывать: —И пришел этот счастливый день —последний раз расписалась в прокляту­ щей надзирательской книге. Будто у меня сразу крылья выросли. По­ чувствовала себя птицей, выпущенной на волю, и махнула на Волгу. Соскучилась по ней, как по матери родной. Видела я теперь Шпрею в Берлине, Эльбу в Дрездене — малютки. То ли дело наша красавица! Ширь, простор — петь хочется. Про Степана Тимофеевича, буйную го­ ловушку. А поднялась в родной свой город да с Откоса глянула на За­ волжье в синей дымке — на душе как масленица! И уж я побегала по знакомым улицам, пока ноженьки не стали подламываться. — Какая ты счастливая, Зинуша! Я бы тоже походила по приволж­ ским городам. А Нева мне, знаешь, даже снится. Что-то вроде Шлиссель- бургского тракта... Помнишь нашу вечерне-воскресную школу?.. — Еще бы!.. И школу, и рабочие кружки... А Нижний мне особенно дорог —там я делала первые шаги. И в жизни, и в работе. Посмотрела на дом, где топала босыми ножонками. Не отрывая глаз от окон, тихо­ нечко прошла мимо нашей женской гимназии, вспомнила девчонок. Все дорого, все мило до слез. Отчего это, Надюша? Стареть мы стали, что ли? — Тоже мне нашлась старушка!.. Да тебя, милая, еще полсотни лет в ступе не утолчешь. — Полсотни? Хорошо бы. Жизнь-то какая будет тогда! Даже вооб­ раженья не хватает. Светлая, кипучая, радостная для всех. Во имя этого и живем, от проклятущей полиции напасти терпим. Они нас согнуть хо­ тят, а у нас хребет стальной. Зубатов с помощью божественной своры пытается оболванить рабочих, а они себе на уме. И не удастся ему. Я опять же сужу по нашему Нижнему. Прошла мимо дома, где собирался кружок, глянула в полуподвальное оконышко. Прошла мимо квартиры Буревестника, мысленно пожала ему руку и как бы снова услышала его волжский говорок. Слова у него какие-то круглые, душевные: «Хо-ро-шо, до-ро-ги-е мои волгари, готовьтесь к драчке!» — Так он и говорит? «Драчка». Ты знаешь, Володя очень любит это слово. — Они же оба —волжане!.. И Глеб тоже... А наш Нижний еще про