Сибирские огни, 1973, №5

лые стволы на фоне синеватого снежного простора слепят глаза непов торимой белизной. Кржижановский сказал: — Трудновато было там. И морозы злющие, и снега глубокие, и слы вет Сибирь тюрьмой без решеток, но там прошли молодые годы и вспом нить есть что. Верно, Володя? — Да. Например, нашу Журавлиную горку. — Вот-вот. Какая даль открывается с нее! До самых Саян! — А помнишь, Глебася, осеннее пиршество красок? Золотистые бе резы, огненные осинки, багровая рябина... А в небе высоко-высоко кру жатся журавли, сбиваются в стаю для отлета. Роняют на землю звонкое и грустное: кур-лы, курлы. — В тебе заговорил поэт! — Издалека все кажется прекраснее. А мы здесь соскучились по всему родному, что с детства, с молодости вошло глубоко в сердце. Они шли и шли по тропинке, перебивая друг друга: «А помнишь?.. Помнишь пели вечерком?..» Посматривали по сторонам, но укромной по лянки, где можно было бы расположиться кружком и спеть что-нибудь любимое, будоражущее душу, так и не отыскали. 4 На следующий день Кржижановские пришли после обеда. Зина, словно при первой встрече, обняла подругу изо всей силы: — Ой да и соскучилась же я по тебе, Надюшка! — И я по тебе не меньше... Да ты кости мне поломаешь! Силушки-то у тебя — на пятерых с избытком! Даже дух захватило... — Чтобы помнила подружку! Высвободившись, Надя шевельнула занемевшими плечами и так же, как вчера, окинула гостью восторженным взглядом: — Ты там в своей Тайге стала еще круглее. Настоящая сдобная Булочка! — Ну, что ты. Я похудела. Смотри,—Зина обеими руками подерга­ ла платье на боках.—Висит как на колу! Надя расхохоталась, шлепнула подругу по плечу. Та продолжала: — Что, скажешь, неправда?.. И не Булка я теперь. Запомни —Ла- ниха. — В самом деле, похожа на сытую лань.—Надя провела пальцами по ложбинке на широкой спине Зины.—Я рада за тебя. Но... — По-твоему, и Ланиха не годится? Тогда зови меня в письмах... Ну, хотя бы Улиткой. — Ладно. Улиткой так Улиткой. Им никто не мешал. Глеб и Мартов ушли навестить Потресова, толь­ ко что вернувшегося из какого-то маленького итальянского городка, где он лечился от застарелой чахотки. Засулич, уже умудрившаяся простудиться, не появлялась второй день. Елизавета Васильевна, почув­ ствовав облегчение, вышла подышать свежим воздухом, и подруги сели на кровать, обнялись, как девчонки. Владимир Ильич, обрадованный свободным часом, занялся своей рукописью. Было слышно, как он за стенкой ходил по комнате. Через несколько секунд присядет к столу, поджав под себя левую ногу, словно непоседливый школьник, набросает несколько строчек и опять начнет ходить от окна до двери. Потом снова скрипнет под ним стул, купленный по дешевке...