Сибирские огни, 1973, №5

7 Ямщика Глаша наняла без колокольчиков. Пусть для матери все будет неожиданным. Она подъедет тихо; легко переставляя ноги, подни­ мется на крыльцо, войдет в дом и позовет приглушенным голосом: — Мамуша!.. Я приехала!.. На пригорке нетерпеливо приподнялась в ходке, глянула вдаль. Впереди чистая, как пустая столешница, равнина, справа зеленая кром­ ка бора, слева за Тубой — гора Ойка. В конце равнины чернеют окра­ инные избы деревни Шошино. Немного ближе их — высокие кроны то­ полей: отцовский сад! Теперь отца там нет. Обанкротившись, старик скрылся от кредиторов в Петербурге, живет в каких-то меблированных комнатах. Дети разлетелись из родительского гнезда. Старшие уже за­ рабатывают себе хлеб уроками. Дома — одна мать. Усадьба все ближе и ближе. Как изменилась она! От сгоревшей па­ ровой мельницы остался лишь фундамент, старый двухэтажный дом продан на слом... И только густая листва тополей по-прежнему кипит под легким ветерком высоко в небе. Ямщик придержал коней, и Глаша выпрыгнула из ходка; распах­ нув калитку, побежала к дому. На крылечке, сложив усталые руки на колени, грелась на солнышке старая бобылка. — Агапеюшка! — вырвалось из груди девушки.— Здравствуйте, родненькая! — Глафирочка-а! — Старая женщина поднялась навстречу, утерла глаза обеими руками.—А мне быдто сердечушко вещало: бесприменно кто-нибудь приедет, окромя вашей матушки. Глаша обняла свою няню за плечи, поцеловала в морщинистую ще­ ку; узнав, что мать уехала на дальний прииск в горах, с сожалением вздохнула и тут же юркнула в дом. Заглянула во все комнаты, выбежа­ ла в сад и, запыхавшаяся, остановилась на берегу реки: — Здравствуй, Туба!.. Ты все такая же красавица!.. А вот сад изменился. Все аллеи позаросли зеленой проволокой пы­ рея, высокой крапивой да ползучей повиликой. Глаша шла и пинками разрывала цепкие нити, сбивала пух с одуванчиков. Присела на покосившуюся скамью. Сколько приятнейших часов бы­ ло проведено на ней в разговорах с друзьями-«политиками». Из села 'Гесинского приходили Кржижановский и Старков, Шаповалов и Барам- зин, из Курагино — Курнатовский, самый частый гость. Виктор Кон­ стантинович, чудесный кристальный человек, железный революционер, к огорчению Кати, засматривался на нее, Глашу. И бедняга Шаповалов засматривался. А она? Ну, что она могла сказать им? А огорчить не хо­ телось. Должны бы сами почувствовать, что у нее в сердце холодок. Чаще всего уходила, оставляя их с Катей. Однажды на этой скамье весь окуловский «выводок» сфотографировался с друзьями, Катя — ря­ дом с Курнатовским... Но, видно, не судьба... Глаша брела по траве в глубину сада и там неожиданно для самой себя оказалась перед толстым стволом тополя, на котором когда-то Ошурков вырезал свою частушку. Буквы наполовину заросли свежей корой. Если бы приехал Иван, обязательно привела бы его сюда и ска­ зала: «Читай». А сама бы тихонько посмеивалась: ведь не разберет ни слова. Медленно провела пальцами по буквам, как слепец по своей кни­ ге. Время залечило тополь. Вот так же и на сердце зарастают душевные раны. Виктор Константинович, истомившийся в тифлисской тюрьме, постепенно забудет о здешних встречах. И Катино сердце с годами ус­ покоится...