Сибирские огни, 1973, №5
;ивый, другой совершенно белый. Да это-то же он!.. Глаше вспомни тесь частушка, вырезанная на стволе тополя в отцовском шошинском саду: Все колеса да пружины, Лишь умей их заводить, Не придумают машину, Штоб работника кормить. Повертываясь, мужчина слегка откинул в сторону негнущуюся ногу. «Он! —уверилась Глаша.—Кочегар Ошурков!.. За книжками ко мне ходил. Вот уж действительно только гора с горой не сходится... Да как же он сюда при его-то ноге? И зачем?» Заметив ее, Ошурков кивнул головой в сторону тайги: дескать, уби райтесь скорее отсюда! Опасно! Той порой последний столбист спустился на землю и, подхватив Ошуркова под руку, исчез с ним за деревьями. «На Майскую тропу направились,—догадалась Глаша.—Укроются где-нибудь за Дальними Столбами». Столбисты, торопя девушек, тоже юркнули в лесную гущину. Не доходя до Майской тропы, они остановились между разлапис тыми кедрами. Прислушались. За деревьями стучали о камень копыта, фыркали кони, обеспокоенные назойливыми оводами. В просвете мель кнули фуражки с желтыми околышами. Казаки! Так вот куда их черт понес!.. Переждав, парни и девушки украдкой перебежали через тропу, уш ли з глубь леса и там ночевали на сухой хвое под надежными пологами старых кедров. Костер не рискнули развести- Утро провели в укрытии. И вышли только тогда, когда к Столбам хлынули толпы горожан. «А где же те? — тревожилась Глаша, вспомнив об Ошуркове и его товарищах.—Успели ли уйти от казачьего разъезда?» Спускаться по Майской тропе не решились, ведь она приведет в станицу. Вышли на ту же Лалетинскую. Миновав Второй столб, огляну лись на прощанье и чуть не вскрикнули все от удивления и восторга: на недоступной орлиной высоте его широкого лба горели саженные буквы, выведенные красной краской: «Свобода». — Наши столбисты написали! — Вот какие молодчаги! — подпрыгивали парни, били в ладоши. «А Ошурков-то, Ошурков!—восторгалась в душе Глаша,—Кто бы мог подумать!.. Таких парней подыскал!.. Никому там не стереть, не зак расить огненное слово!» Девушки обо всем рассказали Клавдии Гавриловне. Та поохала, похлопала руками по юбкам, а потом заговорила о своей печали: — Сердце болит за Михаила Александровича. Обещал наведать ся — не пришел. — Значит, не мог. Солдат себе не волен. — Так-то оно так. Но не стряслась ли с ним беда? — Ну уж ты, мама, сразу в панику. Так что-нибудь... Может, сквоз нячком прохватило... — Вот-вот... Только неизвестно, каким. А у меня сердце вещует... Они, понятно, не знали, что после очередной отлучки в город Силь вина вызвал командир полка, предупрежденный жандармами, и объя
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2