Сибирские огни, 1973, №5

— А ты, доктор Стойко Йорданов? — Тоже в Варне. Пойдем сегодня в библиотеку и прочитаем в эн­ циклопедии, что это за город. Надо же знать свою родину! Теперь им можно было обзаводиться своей квартирой. Они нашли ее в Швабинге, предместье Мюнхена, на улице Зигфридштрассе, в од­ ном из новых четырехэтажных домов. На верхнем этаже три маленькие комнатки,— каждая с одним окном на улицу,—и узенькая кухонька. Из окон был виден большой город с бесчисленными зубцами черепичных крыш, с острыми шпилями серых кирок, поднявших к небу прямые крес­ ты, и с зелеными пятнами парков и сквериков. На какой-то распродаже купили полуржавые кровати с продавлен­ ными сетками, колченогие стулья и столы, обшарпанные этажерки. Единственную подушку Надя разделила на три маленькие. Для Елиза­ веты Васильевны приготовили комнатку рядом с кухней. Купили ей матрац помягче, одеяло потеплее. Поставили на столик вазу с розовыми пионами. Поехали встречать. — Вот куда вы забрались!..—улыбнулась она, спускаясь на пер­ рон, и вдруг всхлипнула.—Родные мои!.. Владимир Ильич первым обнял ее, Надя, целуя, говорила: — Мамочка, милая!.. Что же ты?.. — Истосковалось сердце... Боялась: увидимся ли?.. В мои годы вся­ кое случается...—Утерла лицо платком.—Вижу — вы здоровые, и я уже спокойна, счастлива. А слезы от радости. — Теперь всегда будете с нами,—сказал Владимир Ильич, сходил в вагон за вещами. Тещу и жену отправил на извозчике, сам поехал на трамвае. Он приехал раньше, поджидал у входа, чтобы отнести вещи в квар­ тиру. Елизавета Васильевна вошла, осмотрелась, похвалила за комна­ ту, за уютную кухоньку. Разбирая корзину, поставила на стол подар­ ки —туесок клюквы и горшочек соленых рыжиков. — У вас же тут, небось, пища незнакомая. Наверно, соскучились по своему-то, по-привычному,— говорила она.—А тебе, Володенька, све­ жий журнал привезла. Помню, ты печатался в нем. Нынче в Питере только о нем и говорят, во всех добрых домах. Как в трубы трубят. Слышно, приостановили его. Грозят прикрыть. Будто бы из-за Максима Горького. Держи. — «Жизнь»! —просиял Владимир Ильич.— Вот спасибо! Дорогой для меня подарок! — Пока границу не переехала, все опасалась. Как бы, думаю, в та­ моженном жандармы не отняли. Слава богу, пронесло тучу мороком. По всей вероятности, там еще не расчухали. — Но тут ведь помечено: «Дозволено цензурой». — Вот и я на эту строчку указала. Возвратили. С журналом в руках Владимир Ильич пошел в свою комнату. На ходу перелистывал. Рассказ Ивана Бунина. Продолжение повести Горь­ кого «Трое». Что же, из-за повести приостановили? Надо сразу же про­ честь. А дальше что? Еще рассказ Бунина. Опять что-нибудь о старых по­ мещичьих гнездах. Вот снова Горький — «Песнь о Буревестнике». Инте­ ресно. О Чиже писал, о Соколе писал. О Соколе — превосходно! Теперь — о Буревестнике. Заглавие говорит о многом. Остановился посередине комнаты с развернутым журналом в руках и, в ожидании чего-то очень важного и значительного не только для лю­ бителей литературы — для широкого общества, стал взволнованным шепотом вчитываться в каждое слово: