Сибирские огни, 1973, №5

Клеймим дезертиров сурово. Подтянем ремнями штаны — и снова на подвиг готовы... Вот где истоки органичного, не выстав­ ляющего себя напоказ патриотизма лирики Преловского. Принадлежащий к поколению поэтов, не участвовавших в войне непо­ средственно, он словно бы перенимает эс­ тафету поэзии Слуцкого, Межирова, Са­ мойлова, Ваншенкина, Винокурова. Роди­ на едина, как и едина по существу своего главного идейного пафоса советская поэ­ зия. Все поколения объединены общей ис­ торией, обшей судьбой страны, и сибир­ ский мальчик из стихотворения Евтушен­ ко, пляшущий на свадьбе в дни военные, стоит в нашем сознании рядом с солдата­ ми, слушающими в минуту фронтового зати­ шья старинный русский вальс «Осенний сон». Родина живет и в пейзажах Преловско­ го, которому особенно удаются неулови­ мые переходы, перетекания времен года одно в другое. Его стихи наполняют за­ пахи таежной весны, светлые летние дож­ ди, тополиные иркутские метели и, ко­ нечно, нежно-фиолетовый цвет багульни­ ка. Природа одухотворена, она тянется к солнцу, но, как человек в пору зрелости, уже знает, помнит об осени: Отцветает багульник в начале сибирского лета, в полный цвет зеленеют трава и листва; и ручьи в полный голос гремят, и форсирует песни свои вся пернатая мелочь, гнездовьем и солнцем согрета. Спи, подруга моя, под распевы погоды и птицы, дождь и морок пройдут на рассвете хорошего дня. Ты свежа, как зеленое лето, и все еще возле меня. Кроме осени, с нами уже ничего не случится. («Зеленое лето»). 'Как хорошо дышится в этом умиротво­ ренном, печальном стихотворении! Здесь меть слабые места, почти банальности («ты :вежа, как зеленое лето»), но все проща­ ешь поэту за плавную музыку ритма, за настроение легкой, нежной грусти, за пос­ леднюю строку, которая освещает все сти­ хотворение золотым отблеском поэзии и утраты. „ Стихи о любви занимают в поэзии Пре­ ловского заметное место, хотя, на мой взгляд, здесь его часто подстерегают неу­ дачи. Есть, вероятно, некая закономер­ ность в том, что, будучи достаточно сдер­ жанным и точным в остальной лирике, в стихах о любви Преловский позволяет себе быть излишне сентиментальным и несамостоятельным Особенно это замет­ но в ранних стихотворениях, но и в зре­ лые годы поэт не освободился от средне- приблизительной романсовой интонации О любби хорошо сегодня пишут лишь немно­ гие. У крупнейшего поэта наших дней Александра ТБардовского, вообще нет лю­ бовной лирики. Видимо, это особый дар — вызывать к жизни вечное, и всегда Новое, чувство силой поэтического вдохновения. Строки Преловского, обращенные к жен­ щине, несут в себе привлекательные черты облика его. лирического героя, человека, для которого нравственный компромисс — источник страданий и 1 который мечтает быть цельным здесь, как и в любом дру­ гом проявлении своих духовных потенций. Беда, однако, в том, что поэт, обращаясь к любимой, иногда вдруг начинает жить «роковыми» страстями —и тогда' ему из­ меняет вкус. В любовной лирике Прелов­ ского можно встретить такие обороты, как «цветы в пустыне сердца моего», «буднич­ ная близость губ и плеч и бесконечный праздник отдаленья», «провинциалочка, цветок, исполненный зеленой веры», и т. д. Вся эта атрибутика, как говорится, из дру­ гой оперы, поэзия здесь и не ночевала, как и в стихотворении «Лад», где подушка, ко­ торую делят влюбленные, внезапно сосед­ ствует с планетой (!), которую они «не в силах все же разделить»; как и в стихот­ ворении «Любя одну, живешь с другой», чья концовка заставляет вспомнить конк­ ретно-назидательные стихи на моральную тему: О, где ж вы, сила слабых, слабость сильных — Любить одну и целовать одну? Столь строго разбирая стихи Преловско­ го о любви, мы должны по справедливо­ сти заметить, что и в этом жанре лирики у него есть бесспорные достижения. Я уже говорил, что Преловский вообще не чужд некоторого дидактизма, который особенно проявлялся в переломные годы, на пути писателя к зрелости. В любовной поэзии это стремление сформулировать, сказать «все своими словами» особенно опасно, и именно в стихах о любви Преловский дол­ го оставался верен прежним заблужде­ ниям. Но и тогда, десять лет назад, из-под его пера выходили простые искренние строки: Ничего не надо мне, ничего не надо, только бы на час во тьме свет родного взгляда. Только бы твоя рука оттолкнуть посмела, только бы издалека возвращать умела. Я тебя ловлю, ловлю или —отпускаю7 Я тебя люблю, люблю — так, что забываю.