Сибирские огни, 1973, №5

Когда не бой, не божий суд и не у смертного предела, слова и клятвы не спасут, но только дело, только дело. Молчком, как пашут или жнут, как строят дом иль ткут холстины, во имя родины живут российские простолюдины. Не ждут гонений и наград; привыкши быть, а не казаться, они не рушат древний лад натужным криком святотатца. И, не разменена в словах, упасена от восхваленья, Русь пребывает в их сердцах — из поколенья в поколенье. («Простолюдины»), Горизонт поэта раздвигает пространство, и в него врывается воздух истории. В сти­ хи приходит Пушкин, Баратынский, Лер­ монтов, Гоголь, шестидесятники. Прелов- ский и здесь остается сыном своего време­ ни, но интерес к русской старине или, ска­ жем, к поэзии Баратынского и Тютчева не носит у него характера модного увлече­ ния, а глубоко оправдан стремлениями как идейного, так и художественного свой­ ства. История для Преловского —не точка приложения играющих жизненных сил, ко­ гда писатель может своевольно притянуть ее свидетельства на свою сторону и тем самым вьшказать некие свои соображения о современности. Вглядываясь в черты рос­ сийского прошлого, Преловский ощущает неразрывную связь времен, соединившую чаяния декабристов, шестидесятников и ре- волюционеров-ленинцев. Это е г о история, поэт — звено этой цепи. Поэтому, вслу­ шиваясь в звенящий вечерний воздух, он улавливает отзвук кандального звона, вспоминает о своих прадедах, уходивших в сибирскую ссылку: «Всю тоску насиль­ ных поселений, все печали пленного ума — прах пяти сибирских поколений замела кед­ ровая зима. Там, в горах богатых и холод­ ных, спят они необоримым сном, сном лю­ дей достойных и свободных...». В цикле стихотворений о Пушкине Пре- ловскому удалось очень трудное — воссоз­ дать живой облик поэта и человека, не по­ вторив многочисленные чужие портреты и не погрешив против исторического и худо­ жественного вкуса. Особенно хороши «Три- горское» и «Отзвук» — своей изящной пла­ стикой, светлой печалью. В последнем из них Пушкин присутствует, как воспомина­ ние, как отзвук в душе пережившего его друга Баратынского, и этот легкий про­ мельк памяти возвращает усталого, изму­ ченного тяжелыми мыслями изгнанника к жизни и любви; И почти что свободно вздохнул... И, забыв, все Что прежде подумал, детям руки легко распахнул. Баратынский, Тютчев, Заболоцкий при­ близили современного поэта к традициям русской философской лирики. Стихи о жиз­ ни и смерти, сонет об истине можно смело отнести к одним из лучших в творчестве Преловского. Здесь живет пантеистическое стремление слиться с природой, ощутить себя кровной частицей мира и после смер­ ти воплотиться в дерево, дождь, осенний лист; И осенним листком возвращаюсь к жизни корня, к началам, в траву. Углубление внутреннего мира, возросшая духовная и художественная культура не сделали поэзию Преловского более камер­ ной, но сообщили ей новый масштаб сопря­ жения с жизнью народа. В стихах Прелов­ ского всегда надежно жила гражданствен­ ность. Но если в раннем творчестве он ча­ сто бывал описателен и эмпиричен, то те­ перь гражданская линия его творчества поднялась на более высокую ступень. Жизнь страны, облик современного челове­ ка постигаются поэтом не публицистически, а средствами более тонкого поэтического анализа; где из детали зреет обобщение, а отблеск общего ложится на конкретное. Способность всю жизнь помнить детство, ощущать бег времени, черпать в истоках силу для настоящего —этим Преловский наделен щедро. Будучи уже давно москвичом по пропи­ ске, он, подобно своему ' сверстнику —сиби­ ряку Евгению Евтушенко, подобно друго­ му поэту —Иркутянину Юрию Левитанско- му, не порывает с родным краем. Возвра­ щение на родину, как и стихи о любви, — вечная тема поэзии. Это возвращение в молодость, в полуголодное военное детст­ во, это возвращение к Братску, так много определившему в жизни и судьбе поэта: Что ищу я в тебе, город юности, город-завод? ; Та романтика где-то на дне, как Падун Староверский. Растерялся по стройкам тот юный понятный народ, , продавив Ангару своей волей, бетонной и дерзкой. Возникает отзвук далекого детства, не­ молчное эхо войны: Зима сорок пятого. Север. И мы, как и все, голодны. А хлеб еще тот не посеян: Он вырастет после войны. Синие от холода, как промокашки, стри­ женные под нуль третьеклассники собира­ ют золу для полей: