Сибирские огни, 1973, №5
ле Ледовитого океана, в рыбачьих селах, можно было повстречать мастеров-умель- цев, которые могли вырезать прялку или свалять валенки с красочным узором. Сер гей Марков, всегда любивший старинную «плоть» вещей, изделия народных ремеслен ников, чуткий к бытовому интерьеру, ока зался в родной стихии: его вологодское дет ство возвращалось к нему. Отсюда — не книжная, а народно-песенная основа его се верных стихотворений, отсюда — внимание к убранству поморской избы. У сударушки в Поморье Теплый дом стоит на взгорье. В бревнах — ясная смола. У сударушки в светлице Свет лежит на половице. Печь просторна да бела. Но Сергей Марков никогда не следовал слепо традициям, не был художпиком-рес- тавратором, художником-копиистом,— он стремился «домыслить» поморскую явь, на родно-поэтический, былинный, летописный облик Севера, выразить свое отношение к нему. Когда-то Даниил-Заточник с берегов озера Лаче взывал к князю, писал с го речью: «Кому озеро Лаче, а мне, на нем жи вя, плач горький». Минули века, но Север монастырский, Север староверских скитов и пустыней мало в чем изменился,—еще не давно, пишет поэт, здесь, на озере Лаче, «от шельник... протирал коленями гранит», и — ...клевала хлеб ручная галка.. А в ночи брюхатая русалка Хохотом смущала темный скит. Как видим, образ старого Севера окра шен иронической интонацией поэта,— ведь и поныне «скупы староверки-каргополки! В селах не допросишься иголки — кожаную куртку починить». Но поэт торопит рассвет новой жизни, который, по его глубокому убеждению, приведет «к нам явь, похожую на сказку»; он обращается к летописному озеру Лаче и обещает ему: «Ты еще услы шишь гул турбин». Кстати сказать, и в сти хотворении «Соседка», строфа из которого была процитирована выше, угадывается эта ироническая и, одновременно, довери тельная интонация поэта, как угадывается в нем и вполне современная речь лирическо го героя: «Если б я тебя не встретил, пер вой ласки не заметил — я в снегах бы мог сгореть!» Эта строфа могла принадлежать только современному поэту. В одном из ранних рассказов Сергея Маркова есть такая фраза: «Вероятно, бо язнь забыть слово и породила поэзию». А. М. Горький, который, по воспоминаниям поэта, прочитал рассказ, весьма заинтере совался и парадоксальностью, и глубиной этой мысли. Для .Сергея Маркова боязнь за быть слово была равна боязни утратить ис торическую память народа, запечатленную в слове, хранящуюся в нем. Вот почему но вая языковая стихия и новое звучание его лирики, отличающейся от многих средне азиатских стихотворений, отображали глу бокие изменения в его самосознании: на родность входила в произведения Маркова. Обращаясь к заказникам народного слова— к песням, преданиям, былям и небылицам Двинской земли и Заволочья, поэт не толь ко создавал стихи сочные и колоритные по живописи, эпические по звучанию, но и нахо дил в них много созвучного со своим «зем ным» и лирико-возвышенным отношением к миру. Таковы его вариации на темы бы лин и летописных сказаний: о народном бо гатыре Илье Муромце, Евпатии Коловрате, Козьме Минине. Его Илья Муромец— мо гучий, уверенный в своем могуществе сын земледельческого народа. Чтобы оттенить неизбывную физическую и духовную силу богатыря, автор прибегает к добродушной улыбке, выписывает детали, которые были исторически точны и конкретны. У лукаво го бородатого богатыря «кольчуга и поскон ные порты, из бархата царьградского ону чи», у него ладонь «тепла и широка, доб ра, как хлебная лопата». Очевидно, что Сергей Марков испытывал желание и в исторических «мигах» разгля деть самое главное, самое важное для сво их современников. Не случайно Илья Муро мец восклицал, обращаясь к родной земле: «Топтал конем немало я дорог — нигде та кой не видел благодати!» Не случайно Дру жинники Евпатия Коловрата, «как в рожь, вошли в костер и в муках славили отчизну». Охотно пользовался поэт и побывальщи нами поморов, в которых органически пе реплетались правда и вымысел, лирика и са тира. Эта традиция, родившаяся дав ным-давно, когда поморы ходили на Гру- мант, когда в заполярных странах им встре чались всяческие чудеса, жива и по настоя щее время, хотя естественно, что небылицы и нелепицы приобрели со временем иной — более бытовой — характер. От имени север ных поморов поэт обращается к старому за морскому волку, капитану, повидавшему всяких чудес на свете и зашедшему в Ме зенскую губу: Нам присловий да сказок не жалко. Видно, край веселый такой. Ведь у нас .с глазастой камбалкой Покумился заяц морской. Одна из подобных поморских небылиц послужила также основой стихотворения «Донат китовый дружок». В непогоду, спасаясь от разъяренных волн, взобрался старовер Донат на некий остров. Но этот «остров» оказался... огромным китом кото рого занесло в устье Мезени. И не’ мино вать бы гибели помору, если бы на помощь не подоспели мезенцы, если бы не их быст роходные мотоботы. Так современность вплеталась Сергеем Марковым в традицион ный сказ с традиционной же лукавой кон
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2