Сибирские огни, 1973, №4
— Дочитывай, Наденька,—сказала Анюта и тоже углубилась в газету. «Я старался соблюдать осторожность, обходя «больные» пункты, • читала Надежда,—но это постоянное держание себя настороже не мог ло, конечно, не отражаться крайне тяжело на настроении. От времени до времени бывали и маленькие «трения» в виде пылких реплик Г. В. на всякое замечаньице... Г. В. проявлял всегда абсолютную нетерпи мость, неспособность и нежелание вникать в чужие аргументы и при том неискренность, именно неискренность... Г. В. надулся и озлобился... сидел молча, чернее тучи». Что же так озлобило высокомерного Плеханова? Надежда пере вертывала страницу за страницей, возвращалась к отдельным строч кам, и перед ней возникали —одна за другой —картины взволнован ных переговоров, затянувшихся чуть ли не на целую неделю. Плеха нов ждал, что его с поклоном попросят в о л о д е т ь журналом и га зетой, властвовать неограниченно. Все остальные будут при нем в ро ли мальчиков на побегушках. Он будет заказывать статьи и править их по своему усмотрению. Но к нему приехали не на поклон, заговори ли о совместной работе, о полном равенстве, о соредакторстве шести человек. Плеханов сначала закапризничал: он, дескать, предпочтет остаться просто сотрудником, потом припугнул, что он не будет сидеть сложа руки и вступит в какое-либо иное предприятие. «Мою «влюбленность» в Плеханова,—продолжала читать На дежда,— как рукой сняло, и мне было обидно и горько до невероятной степени. Никогда, никогда в моей жизни я не относился ни к одному человеку с таким искренним уважением и почтением, Veneration1, ни перед кем я не держал себя с таким «смирением» —и никогда не испытывал такого грубого «пинка». А на деле вышло именно так, что мы получили пинок: нас припугнули, как детей, припугнули тем, что взрослые нас покинут и оставят одних, и когда мы струсили (какой по зор!), нас с невероятной бесцеремонностью отодвинули». Во время одной из встреч Вера Засулич в угоду надменности Пле ханова раболепно предложила: «Ну, пускай у Георгия Валентиновича будет два голоса». Тот преобразился, принялся распределять отделы и статьи то одному, то другому. И тоном редактора, не допускающего возражений. И опять пришлось расстаться до утра. Плеханов вышел из комнаты, скрестив руки на груди. Аксельрод горько качал косматой головой. Вера Ивановна курила сигарету за сигаретой и в отчаянии ломала стиснутые пальцы. Потресов совершенно серьезно опасался, как бы она в атмосфере такой нравственной бани не покончила с со бой... Но она побежала уговаривать своего кумира... — Ну и как же теперь? —спросила Надежда Константиновна Мартова, перевертывая последний листок. — Полностью шестерка еще не собиралась,—ответил тот и по крутил в воздухе тонким указательным пальцем.— Потресов лечится в Швейцарии. Плеханов шлет письменные замечания. Вера — милый че ловек, но, прямо скажу, не журналистка: ей недостает оперативности. Работаем мы вдвоем. Вы скоро убедитесь в этом. Вернулся Владимир Ильич. Анна Ильинична встала, возвратила Мартову газету, невестку поцеловала в висок: — Приходи ко мне в пансион.—Назвала адрес.—Тут недалеко. 1 Благоговением.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2