Сибирские огни, 1973, №4

кие, недорогие, по достатку фабричных. Тут п Серафим Саровский, и Сергей Радонежский, и Никол а-чудотворец, и богородица-троеручица. Даже для упокойников бумажные венчики припас! Отдельно для пра­ вославных, отдельно для староверов. Видать, разузнал, что корень у Морозовых — из староверческого закала, и стекаются к ним на фабрики из убогих лесных деревушек молодые приверженцы старой веры, впавшие в бедность. И даже с ними находил для разговора какие-то стежки-дорожки. Вот какой коробейник стал навещать моро- зовскую фабричную вотчину! Как же не поостеречь такого? Бывало, из-за дальнего угла покажется городовой или хожалый да навострит шаги в сторону казармы, как тотчас же кто-нибудь толкнет коробейника незаметно в бок, дескать, поостерегись, добрый человек! Вскинет он быстренько свой короб, приподнимет шапку на прощанье и тем же мерным шагом, каким припожаловал к казарме, скроется с глаз. И только самые надежные люди, в избах которых он останавли­ вался передохнуть, выпить чайку или переночевать в непогоду, знали, что под иконками да венчиками для покойников запрятаны листки с лиловыми строчками и запрещенные книжки, в них заботливые люди, прозванные начальством «смутьянами», клянут хозяев за обиральни- чество, царя — за казачьи нагайки да тюрьмы, а фабричный люд зовут к забастовкам, к борьбе за восьмичасовой рабочий день, за свободу и волю. Смекалистый коробейник! Кто он? В каждом фабричном поселке лишь кто-нибудь один, из надежных надежный, знает, что его зовут Богданом, что он — агент подпольной газеты «Искра». А откуда привозит листовки, и какое имя было дано ему при крещении, и какая фамилия была записана в не­ поддельном паспорте— никому знать не положено. И никто об этом не спрашивал. 2 Возвращались коробейники глубокой ночыо. Шли по сонному мо- розовскому лесу. Под ногами хрустел свежий снежок. Сквозь густые ветки сосен прорывался лунный свет, шарил между деревьев, будто отыскивал кого-то. Бесшумно пролетела сова на мягких бархатных крыльях, и где-то недалеко пискнула настигнутая мышь. Шли без песен. Тот, что был моложе всех,—коробейники звали его Василием,— не умолкал ни на минуту. Старался говорить нараспев по-владимирски. Сегодня у него с руками отрывали медные кольца — фабричные спе­ шат до конца мясоеда сыграть свадьбы. На масленице подскочит спрос на ленты, а в великий пост— на лампадки. Для староверов до­ быть бы где-то лестовки, простенькие — ременные, подороже —с бисе­ ром, пусть старухи грехи замаливают. — Не худо бы, робятушки, иконочки медные, ась? Вот и я куме­ каю: Георгия бы Победоносца, повергающего змия. Где бы закупить побольше, подешевше, да такого, штоб на загривке таскать полегше? — Тебе-то што?! Дюжой мужик! Ни под каким коробом, чай, не согнешься. Хоть до краев одними Егориями загрузи! Дал бог силуш­ ку! Нам бы уделил малую толику. — Молитесь поусерднее. Миколе-батюшке. Он милостливый: си- ленок-то прибавит.5 5 Сибирские огни № 4.