Сибирские огни, 1973, №4

Одна. Совсем одна. Вот уже четырнадцать лет, как пролегли ее тропки-дорожки к тю­ ремным воротам. Сначала к Саше, старшему мальчику... Он ведь был еще таким юным... Для нее, матери, мальчик... Душевный и упрямый, сердечный и настойчивый... Так рано загубленный. Две крупные слезины покатились по щекам. Она приподняла уголок шали, чтобы утереть их. После растаявшего снега шаль была влажной, и лицо вздрогнуло от холодка. Мария Александровна выпрямилась в кресле и снова вздохнула. И к Саше, и к Ане, и к Володе, и к Мите, и к младшенькой Маняше —ко всем ходила в тюрьмы на свидания. Носила передачи... И вот снова. Теперь уже по два узелка: один —Мане, другой — Марку. В одно и то же окошко проклятой Таганки. Пошла третья неделя с той черной ночи, когда увели дочь и зятя. Говорят, по всей Москве хватали смелых, непреклонных, почитающих борьбу с царизмом делом своей жизни. И приурочили аресты к первому марта. Значит, опасались, что подпольная Россия даст о себе знать в двадцатилетие первомартовцев. Но ведь у наших, у социал-демократов, иной путь. Еще в год гибели Саши Володя сказал: «Мы пойдем другим путем». Пока они копят силы... А тюрьмы вместительны... И велика Си­ бирь, бесконечен кандальный звон.... Одна. Совсем одна. И Фриду на прогулку стало некому водить — пришлось расстаться с такой собакой... Мария Александровна спустила шаль на плечи, подошла к своему столику, взяла недавнюю карточку, на ней —Митя, Маняша и Марк, у их ног —Фрида. Марк озабоченный, даже удрученней, будто предчув­ ствовал .беду. Поставила карточку на место, взяла письмо зятя, первое из тюрь­ мы, надела очки и стала перечитывать: «Дорогая мама! Все у меня здесь прекрасно, а потому чувствую се­ бя великолепно. Опишу тебе мою хоромину. Длина — 6 аршин, ширина —3 арш., высота 4 Ч2 арш.; высоту трудно измерить, так как поверх­ ность потолка сводчатая. Окно полтора аршина высотою и 1’/г шири­ ною. Помещено оно на высоте 10 четвертей над полом. В противополож­ ной стене —дверь и, войдя в комнату, видишь на правой стороне по­ стель и полку для посуды, а также согревательную трубу, а налево в углу то, что не принято называть... Живу я в 5-м этаже. Роскошный вид из окна на всю Москву! Если бы у меня был бинокль, то, вероятно, я разглядел бы если не нашу квартиру, то по крайней мере училище. Был как-то ясный день, и я любовался переливами солнечных лучей на куполе храма Христа Спасителя и на куполах кремлевских церквей. Вид не хуже, чем с Воробьевых гор. Правда, там с иной точки зрения смот­ ришь, но цель —получить удовольствие —одна и та же». Бодрится Марк. Ни капельки уныния, ни грана недовольства. И все намеренно, наигранно, иначе жандармы не выпустили бы письмо за пределы тюрьмы. А к легкой, едва заметной иронии не сумели при­ драться. И Мария Александровна продолжала перечитывать: «Жизнь здесь крайне правильная... Нельзя только петь, но и то мурлыкать или петь в уме можно, и я часто напеваю так в уме знамени­ тую арию мельника «Вот то-то!» Около 12 часов дня обед. Обед ценою в 18 копеек по расписанию —очень хорошо. Только, к моему неудоволь