Сибирские огни, 1973, №4

За кулисами Художественного театра, вернувшегося в Москву, ак­ теры передавали потрясающую новость: Горький арестован, посажен в острог! Мария Федоровна едва сдерживала слезы: — У него же чахотка. Погибнет... такой человек! — Надо как-то выручать. — Говорят, жена написала Толстому. — Мария Федоровна, голубушка, ты же вхожа к Толстым. С Со­ фьей Андреевной знакома... — Не знаю, придется ли ей по душе... —Андреева с трудом прогло­ тила комок, подступивший к горлу. —Лев Николаевич сам давно в опа­ ле... И еще это бесстыдное «отлучение от церкви»... — Есть слух: его и самого могут... — Толстого не посмеют.... — Ну-у, башибузуки ни перед чем и ни перед кем не останавлива­ ются. —- Лев Николаевич может уехать в Ясную Поляну. Надо успеть. — Одна я —не могу.—Мария Федоровна, успокаиваясь, поправи­ ла пышную копну волос.—Если еще кто-нибудь... — Конечно, конечно. Вдвоем, втроем... Толстой был болен. В его дневнике стала появляться обозначенная начальными буквами приписка: «если буду жив». Но он стремился пре­ возмочь болезнь: «Надо приучаться жить, то есть служить и больному, то есть до смерти». И он охотно присоединил свой голос к многочислен­ ным голосам протеста. «Я лично знаю и люблю Горького, —писал Лев Николаевич, —не только как даровитого, ценимого и в Европе писате­ ля, но и как умного, доброго и симпатичного человека». Упомянул он и о чахотке, и о жене, «находящейся в последней стадии беременности», и о том, что нельзя убивать людей до суда и без суда. И через месяц Горького выпустили из острога. Но негласный над­ зор за ним не только сохранили —усилили. Г л а в а ч е т в е р т а я 1 1 — Теленок приехал! —сообщила Вера Ивановна, едва успев за­ крыть за собой дверь. — Струве?! — переспросил Владимир Ильич, вставая из-за стола. —Нежданный гость! Вера Ивановна села и, закинув ногу на ногу, закурила, но тут же спохватилась: —Ах, извините. Я все еще не могу привыкнуть, что вы не выносите табачного дыма. — Ничего. Я открою форточку. —Владимир Ильич прошелся по комнате, держась подальше от дыма, окутавшего собеседницу.—А Те­ ленком вы его называете по вашей доброте. Не иначе. — В вопросах политики и философии он —теленок на льду. Хотя отчасти и подкован. — Но какими подковами? Вот в чем дело. А самая подходящая кличка ему —Иуда. Да-да. Самая заслуженная. —Уткнув руки в бока, Владимир Ильич остановился перед Засулич. —Интересно, зачем же он пожаловал к вам?