Сибирские огни, 1973, №4
говорили о том, что полиция чувствует себя бессильной, если кликнула на помощь казаков и солдат. А лейб-гвардия, участвуя в избиении безоружных, покрыла себя позором. Столы были накрыты на полтораста кувертов. На каждом прибо ре лежали цветы от книгоиздательницы Поповой и золотые жетоны в форме лиры. Мария Федоровна, заранее предупрежденная, что ее куверт на почетном месте — в середине главного стола, взяла жетон, на котором с одной стороны было оттиснуто ее имя, число, месяц и год, на другой: «Спасибо за правду!» По соседству с ней —Станиславский, премьер императорской Александринки Сазонов, Немирович-Данченко, Михайловский... А где же Горький? Почему не на почетном месте? Какая несправедливость!.. А может, не пришел? Попал в это гнусное побоище?.. Вон же мно го пустых стульев. Говорят, арестовано больше восьмисот человек! Может, и он... И его, раненого, увезли в больницу?!. Может, нужна помощь?.. Ее спросили, что положить из закусок — безразлично кивнула го ловой, ответила что-то невпопад. Знатоки гастрономии уже отдали должное изысканной француз ской кухне, уже звучали тосты и звенели хрустальные рюмки, а она все еще пробегала глазами по огромному застолью: великолепные платья дам, черные смокинги, белоснежные манишки, облысевшие черепа, блестящие, как биллиардные шары... Конечно, Горького в его косово ротке и сапогах могли усадить куда-нибудь в самый конец застолья... Если он здесь... А если?.. Но о беде с таким человеком уже разнесся бы слух по городу... Да вот же он!.. Мария Федоровна даже чуточку приподнялась, вздохнула облег ченно. Здесь! Сосед, известный в столице литературный критик, разгладив усы, поднял рюмку: — Позвольте чокнуться, дражайшая Мария Федоровна! За ваше здоровье, за высокую правду искусства! — Благодарю вас, — улыбнулась ему. — Да вы, ежели обожаете русское... —бубнил сосед. —Севрюжин- ки откушайте. С хреном!.. Что же вы?.. Скоро уже подадут горячее... — Благодарю. Проглотила кусочек рыбы, и опять глаза — вконец стола. Так и есть —в неизменной косоворотке!... Мария Федоровна настороженно посмотрела вправо, влево, на сво их друзей по театру и на литературных снобов. Заметили ее нервоз ность? Ее особый интерес к дальнему концу стола?.. Ну и пусть замеча ют! Таким писателем, как Алексей Максимович, нельзя не восхищаться. Он идет к вершинам искусства! И такой человек, добрый, мягкий, иногда наивный, как ребенок. Иногда и суровый... Что-то очень исхудал он здесь. Очень-очень. Лицо какое-то серое. Даже отсюда заметно —щеки ввалились. И вон кашляет в кулак... Тревожно за него. Надо посовето вать: пусть едет в Крым. Здешняя сырая весна ему вредна... А погово рить по душам так и не удалось: не виделись наедине. До сих пор не сказала ему о полисе Саввы Тимофеевича. И здесь невозможно —мно го чужих ушей, падких до сплетен. Станиславский сказал, что хотелось бы слышать стихи. Актрисы поддержали аплодисментами, и Мария Федоровна тоже не осталась в стороне. Встала поэтесса Глафира Галина, сказала, что прочтет экспромт, 4 Сибирские огни № 4.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2