Сибирские огни, 1973, №4

чувствую, весна приближается, Алексеюшко! Скоро тронется лед на Неве! Горький подергал ус, мотнул головой, отбрасывая длинные пряди волос, свалившиеся на лоб. — Наши волгари опередят. Вот увидишь. Не люблю Петербурга. — Напрасно. Я тебе напомню: здесь работали... — Знаю — Белинский, Чернышевский, Некрасов, Добролюбов, Салтыков-Щедрин... А ныне —кто? Улицы у вас тут прямые, да люди кривые. За то и не люблю. Много худого народишка. И шпик на шпике, черт бы их всех побрал! Победоносцев — позорище Руси! — Но есть же иные круги... — Не спорю —есть. И в питерских мастеровых я верю. В дни стачек показали свою стойкость. И еще покажут, когда грянет гром. Они, а не кто-нибудь другой. Поссе пожал плечами: — В тебе, Алексеюшко, заговорил ортодокс. Горький не нашел повода отказаться от приглашения на ужин к Михайловскому — в глубине души был по-прежнему благодарен ему за публикацию «Челкаша». Ведь с тех пор открылся для него путь в тол­ стые журналы. Николай Константи ювич, небольшой, до нервности живой, в пенс­ не на черном шнурке, встречал гостей в передней поклонами. Горькому сказал: — Очень рад, что вспомнили старика. — Придержал руку. — И надеюсь снова видеть вас в журнале. В гостиной первым навстречу Горькому, узнавая его по волосам и косоворотке, поднялся Петр Филиппович Якубович. Крупное лицо его было бледным — печать, навсегда наложенная тюремными застенка- ми>—глаза с упрямой и беспокойной искоркой, в бороде — ранняя се­ дина. Как революционер восьмидесятых годов, последний из могикан «Народной воли», в свое время приговоренный к смертной казни, за­ мененной восемнадцатью годами каторги, он у многих, даже у новояв­ ленных народников, что опозорили старое знамя, пробуждал к себе всяческое уважение. И Алексей Максимович, не разделяя его политиче­ ских воззрений, числил Петра Филипповича среди красиво выкованных борьбою душ — Достоевского и Короленко; хотя и получал от него сер­ дитые письма, обрадовался встрече. Якубович ответил взаимностью: Вот вы какой! — Давнул руку покрепче. — Высокий да силь­ ный! А вы думали — хилый? — Горький тоже давнул широкую кости­ стую руку изо всей силы. — Волга-то не зря зовется нашей матушкой! — Небось, двухпудовой гирей крестились? Раз по десять?! — Нет. По десять раз у нас крестился этакой-то гирей только один Сенька-крючник. Я больше двух раз не мог. А у вас крепкая хватка. — На силу не обижаюсь — на каторге молотобойцем был. Может, потому и выжил. А гирей креститься — не по моей силе. — Петр Филиппович, поимейте совесть. — Подошел Пешехонов, народнический публицист. — Позвольте и нам познать силу Алексея Максимовича. Якубович выпустил руку, но не отходил от Горького ни на шаг, и тот по острым искоркам в глазах догадывался — начнет в разговоре, как в недавних письмах, упрекать: «Напрасно ушли из «Русского богат­ ства». Дескать, «святое место» променяли на «поганый» журнал, име­ нуемый «Жизнью». К счастью, начался общий разговор о «Мертвом до