Сибирские огни, 1973, №4

сдержалась, пригласила сесть. Ее не удивило, не шокировало, как дру­ гих, что он пришел в театр в сапогах. Сказала просто, без иронии: «Да снимите вы свою шляпигцу —здесь тепло». Было не только тепло —жар­ ко. И черт знает, как он мог забыть про шляпу. Еще больше оробел. Первую минуту не знал о чем и говорить. А она добродушно улыбалась, прощая ему неловкость. Спросила: «Вы очень любите море?» Пробуди­ ла у него улыбку. И продолжала: «Я тоже люблю. И когда оно штормит, и когда смеется, как в вашей «Мальве»... А Чехов-то обещал, что он. Горький, наговорит актрисе... Да, он восхищен ее игрой. Но с языка срывались все какие-то угловатые слова... Он привык при первом взгляде отмечать для себя, какие у челове­ ка глаза, какой нос, брови; подбородок... О ней в тот вечер мог бы ска­ зать только: «Какая красивая!» Так и в газетах пишут: «Красавица Ан­ дреева...» Когда расставались, опять тряс ее руку, а она смотрела ему в глаза и просила: «Напишите нам пьесу. Правда, напишите. У вас по­ лучится». Это он уже слышал и от самого Станиславского, и от Неми­ ровича при первом знакомстве, и здесь от Книппер, невесты Чехова... Сговорились они, что ли?.. Тут же узнал, что в жизни Мария Федоровна не Андреева, а Желя­ бужская. Потом, наезжая в Москву, стал запросто бывать у Желябуж­ ских в их роскошной девятикомнатной квартире, читал там свои новые рассказы, делился с Марией Федоровной замыслами. Она помогла ему раздобыть книги для сормовских рабочих. И какие книги! Даже «Ком­ мунистический манифест», изданный в Женеве. Сама она, чудесная че- ловечинка, получала их от каких-то студентов. Вот так актерка! Огнен­ ной души женщина!.. После масленицы он по пути в Петербург непременно остановится в Москве, побывает у знакомых на вагоностроительном заводе в Мыти­ щах. Какие-нибудь черточки пригодятся для пьесы, для машиниста Ни­ ла. Но первым делом — в Художественный. Правда, спектакли в нача­ ле великого поста не разрешают, но, может, на репетиции... А если не там... Опять— прямо на квартиру. К ней! К такой открытой с ним и все еще такой таинственной. У нее, несомненно, уже есть второй номер «Иск­ ры», и он с порога гостиной спросит Человечинку: «Что делать? Чем по­ мочь студентам? Как? «Искра» не могла промолчать. Боевая подполь­ ная газета, несомненно, уже сказала свое слово об ужасном вар­ варстве». ...В раздумье Горький дошел до площади. Там на углу стоял ли­ хач, появлявшийся на этом месте каждую ночь. Вороной рысак с бе­ лой лысиной от челки до ноздрей. У ряженого извозчика высокая шап­ ка с бобровой опушкой, бородища в половину груди. Садиться в сан­ ки бесполезно —зыкнет нелюдимо: «Занятой». И смеряет прилипчивым взглядом с головы до ног. Он тут — наготове! А где-то по улицам рыс­ кают юркие филеры. Может, к кому-то уже вломились жандармы с обыском. Проклятые порядки!.. Дьявольски бесправная жизнь! И к не­ му могут снова заявиться. Разбудят маленького Максимку. Напугают Катю, а ей теперь нельзя волноваться: скоро подарит... Быть может, кро­ шечную Катюшку. Горький резко повернулся и, прикрывая воротником щеку, пошел назад к дому; шагал широко, сердито отдуваясь в пушистые усы. С угла Канатной отметил — окно в его комнате по-прежнему све­ тится тускло,—Катя не добавила фитиля в горелке. Спит спокойно. Никто ему не помешает дописать письмо. Злость в сердце не только не улеглась — закипела с новой силой.