Сибирские огни, 1973, №4
Взвихрив снег, ветер налетел сбоку, столкнул с тротуара... А каково сейчас в море?.. Возле Севастополя?.. Возле Ялты?.. Высокие волны черней одна другой; катятся с ревом и плеском, в тусклом луче маяка на молу взлетают пенистые гребни. И где-то далеко в пучине ночи вздымается девятый вал. Ночью он страшней, чем у Айва зовского,—все разломает, все сокрушит на своем пути. Когда жил в Крыму, каждый день любовался морем. Иногда оно было ласковым, тихим и даже робким, то бирюзовым,, то синим, как яс ная августовская ночь, то — под луной —покрывалось серебристой че шуей, то пламенело, раскаленное закатными лучами огромного малино вого солнца. Сколько ни смотри — не налюбуешься. Бывало и так: поутру море отдыхало, не подозревая о близких пе ременах. Но вот откуда-то из неведомого далека появлялся альбатрос, беспокойно взмывал над бескрайним простором. Широко раскинутые уз кие крылья, резкие на сгибах, напоминали черные молнии, и вскоре ва лом налетал ветер, вздымал белогривые волны, все выше и грознее. А альбатрос... Он летел в море, предвещая шторм людям на кораблях и шхунах. Вестник бури!.. В такие дни волны свирепо били в берега, рождали восторг своей титанической силой. Буря всегда будоражила сердца, добавляла энер гии, побуждала к деятельности, к натиску на темные силы, тучей навис шие над страной. За долгую нервную зиму устал до чертиков. Писал повесть, устраи вал елку для пятисот детей, бледных и худосочных, как ростки картофе ля в подвалах. Одетые в тятькины да мамкины обноски, они были до ра достных слез ошеломлены и елкой, осыпанной электрическими огонька ми, и мешочками гостинцев, и неожиданными подарками — сапогами, рубахами, кофтами, шапками да платками. Ситца для ребятишек уда лось раздобыть бесплатно у Саввы Морозова, крупного фабриканта. Потом занялся устройством общества «любителей художеств» и «Общества дешевых квартир для рабочих». А у самого холодище: пять печей •— не напасешься дров! Простудился до боли в груди, во всю мочь кашлял ночи напролет. И, вдобавок ко всему, сегодня вдребезги разру гался с Катей. Из-за каких-то пустяков. Чехову, помнится, написал: «Это хорошо — быть женатым, если жена не деревянная и не радикал ка». Стыдно вспомнить... В прошлом году Крым встретил теплом, солнышком. За Байдарски- ми воротами распахнулся изумительный простор, лазоревое море стели лось до горизонта, манило в даль. Плыть бы по нему под парусами да леко-далеко, написать что-то свежее, жгущее душу: о буре и Человеке с большой буквы. Настало время рождения в литературе героического. И самому ужасно захотелось жить как-то иначе, ярче, скорее. Нет, луч ше сказать — устремленнее, полезнее. А как? И сам еще не знал. В апреле в Крым прибыл на гастроли Художественный театр, чтобы показать больному Чехову его «Чайку». Гора пришла к Магомету! В те дни драматургу чуточку полегчало, и он отправился на спектакли в Се вастополь. Пригласил в компанию. В первый вечер «художники» игра ли «Эдду Габлер» Ибсена с Марией Андреевой в заглавной роли. После третьего акта премилый Антон Павлович повел знакомить с нею. Поце ловал актрисе руку, сказал с ласковой улыбкой: «Вот — Горький. Хо чет наговорить вам кучу комплиментов». А сам исчез. Остались вдвоем. Помнится, тряс ей руку. От всей души. Она, смеясь, краснела, ойкнула от боли. Когда, оробев, выпустил ее руку, потрясла пальцами. Кажется, с губ ее готовы были сорваться слова: «Какая у вас ручища!..» Но она
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2