Сибирские огни, 1973, №4

поколение будет почитать себя счастливыми наследниками . Самобытное режиссерское и актерское искусство — ныне достояние всей нашей огромной страны. К этому созданы все предпосылки. В Сибири мне приходилось видеть истинные открытия пьес Островско­ го, сделанные в русле главных поисков — создания социально-значимых, остроконф­ ликтных спектаклей. Интересный опыт воссоздания для новой жизни «хрестоматийной» комедии проделан совсем недавно в Новосибирском театре юных зрителей. По своей природе «Свои люди — сочтемся» — обличительная коме­ дия, направленная против деспотизма, до­ мостроевщины, всесильного приобретатель­ ства. Социальная ее конфликтность несом­ ненна. Однако впервые без цензурных ис­ кажений комедия была показана лишь тридцать лет спустя после написания. К то­ му времени в постановочном отношении той задавали такие «купеческие» пьесы Ост­ ровского, как «Не в свои сани не садись», «Бедность не порок», «Не так живи, как хочется». Своеобразие их — в мягкой трак­ товке темы, просветленных тонах, за кото­ рыми еле угадывался социальный конфликт. Однако именно эти, так называемые «моск- витянинские» комедии, по которым зрители впервые узнали молодого драматурга, на­ долго определили стилистику всех будущих спектаклей из жизни купечества. Бесхит­ ростным бытописателем комедий с чудако­ ватыми самодурами всех мастей, «самым спокойным, самым бесхитростным, самым объективным художником» (по отзыву Б. Алмазова) — таким рисовался Остров­ ский современникам, опровергавшим точ­ ку зрения Н. Добролюбова и Н. Чернышев­ ского. Немудрено, что и «Свои люди — сочтем-, ся» столь длительное время находились под воздействием исполнительского канона, «ключа», будто бы найденного для всей драматургии Островского. Сниженный кон­ фликт, перенесение центра сатирического обличения на отдельные характеры, но не на условия, их порождающие, — таково воздействие устойчивого театрального штампа. Постановщик тюзовского спектакля Л. Бе- * лов и художник А. Морозов создали свою, оригинальную трактовку комедии, и наша встреча с обновленным Островским оказа­ лась многообещающей. При входе в зрительный зал вы тотчас обратите внимание на вывеску в ширину всей сцены, где значится: «Универсальный торговый дом С. С. Большова». Вас осле­ пит пестрая, крикливая и безвкусная рек­ лама — от корсетов до колесной мази, — здесь все продается, надо всем распростер свою власть денежный мешок. Посередине вращающегося круга — станок с лесенка­ ми. С любой точки сцены можно подняться в центр станка, и там вас встретит неиз­ менная конторка со счетами. Тоже вырази­ тельная деталь. Купля-продажа — вот сти­ хия спектакля, решенного даже в цвето­ вом отношении в оранжево-ало-золотистых тонах. Резким контрастом ко всему оформле­ нию предстанет вашему взгляду скорбно- укоряющий лик Иисуса Христа, глядя­ щий сверху, посреди зазывных реклам. На этом лике художник зафиксирует ваше внимание в самом начале спектакля, оста­ вив на мгновение икону в луче прожекто­ ра. Вновь войдет в ваше сознание она под финал пьесы, когда обманутый Боль­ шов будет искать поддержки у бога, когда истово перекрестится на икону..Что же зна­ чит для идеи спектакля эта деталь? Подо­ ждем с ответом, действие началось... Закружилась, завертелась жизненная . ка­ русель, забегали по вращающемуся кругу обитатели большовского дома, а наглова­ тые приказчики, подобно слугам просцениу­ ма, представляют нам действующих лиц. Похоже это начало на пролог к «Детям Ванюшина» в постановке Московского теат­ ра имени Маяковского? Конечно, похоже. Что же, режиссер сознательно идет на пов­ тор, желает доказать родственность сати­ ры Островского сатире Найденова? Вряд ли, скорее всего —’ Досадный просчет. Та­ ких просчетов мы встретим и дальше нема­ ло, но не они определяют значение спектак­ ля в целом. Появляется Большов (В. Орлов). Но где же его традиционные смазные сапоги, зна­ комый по фотографиям сюртук? Ведь еще А. В. Луначарский говорил в своей статье о творчестве Островского: «Русский капитал пер в виде Колупаевых и Разуваевых, дол­ го не желая снимать ни долгополого сюр­ тука, ни сапогов бутылками, долго остава­ ясь верным своеобразно преломленному крестьянско-кулацкому бытовому укладу». В самой комедии множество указаний на патриархально - крестьянский быт большов­ ского дома. Рассерженная Аграфена Кон- дратьевна угрожает дочери отправить ее «на кухню горшки парить», надеть на нее «посконный сарафан» и усадить с поросята­ ми. Вино Большовы покупают ведрами, бороды почитают. Но режиссер и художник содрали со сво­ его Большова его старинную одежду, оста­ вив лишь бороду, да и то такую красивую, что ее впору носить Кнурову. Но ведь эле­ гантный костюм, крахмальный воротничок, галстук-бабочка, изысканные манеры, уме­ ние прекрасно обращаться с тростью — все это облик купца 80-х, а не 50-х годов, результат послереформенной стремительной эволюции класса?! Такой Большов, каким мы его увидели в исполнении Орлова, ско­ рее будет собирать коллекции полотен Мане и Ренуара, улавливать в свои сети хоро­ шенькую актрису, чем тиранить семью да устраивать простодушно - хитрую сделку с мнимым банкротством. Картинный Боль­ шов тюзовского спектакля часто остается один со своими мыслями, усмехается чему-