Сибирские огни, 1973, №4

дон пришла осень, что туристский сезон за­ тихает, что скоро зима. Влажным, порой мглистым и промозг­ лым утром в переулках пахнет прелыми ли­ стьями. Дрожащие малыши с неизменно го­ лыми фиолетовыми коленками бредут в школу. На перекрестках старики-пенсионе­ ры в белых халатах («лолли-поггс» зовут их школьники в честь популярного морожено­ го) энергичными движениями останавлива­ ют у переходов транспорт, чтобы дать школьникам пересечь улицу. Чуть позже закутанные матери-домохо­ зяйки покатят коляски с легко одетыми опять же фиолетовыми младенцами. Тради­ ция, образ жизни, небрежность, сознатель­ ная закалка? Думайте, что хотите. Во вся­ ком случае, простудных заболеваний зимой в Лондоне не больше, чем в любой другой столице. Серая мгла, разбавленная для контраста красными двухэтажными автобусами, смяг­ чает аляповатость викторианских глыб, до­ бавляет старым зданиям в богатых районах загадочность, а в бедных — отчаяние. Пе­ лена дольше держится вдоль набережных Темзы и в парках, что влечет туда не столь­ ко поэтов, сколько .бродяг (бездомных в Лондоне по официальным подсчетам около 20 тысяч): среди призрачно-туманных дере­ вьев сторож вряд ли найдет их... Чего только в Лондоне не увидишь, чего не услышишь, о чем только не прочтешь! На высвеченном фронтоне кинотеатра — лицо последнего российского самодержца, государыни-императрицы и Распутина, тако­ го дремуче бородатого, что нынешние мод- ники-брадоносцы должны просто лопнуть от зависти. Фильм «Николай и Александра» повествует о любящей царской чете, личная жизнь которой как-то не сложилась. Снача­ ла мешали разные обстоятельства, потом — революция... Николая II помнят не только кннодель- цы. Идем по переулку, вдруг —церковка. Церковка так себе, а у входа —начищенная медная дощечка, какие бывают у преуспе­ вающих адвокатов: «Русская православная церковь в изгнании». Тут же объявление: «Буфет сегодня открыт». Все это русскими буквами, но с «ятем» и твердым знаком по­ сле согласных в конце слов. Как при Нико­ лае. И в расписании церковных служб на весь год —богослужение в память государя- императора и его семьи... Можно в Лондоне прочесть кое-что и о нашем житье-бытье. Не будем ссылаться на бульварную прессу. Возьмем «Таймс». Это солидная политическая газета для «тон пипл» — верхнего слоя британского общест­ ва. Бывали времена, когда ее сообщения о Советском Союзе содержали пусть тенден­ циозно подобранную, но все же относитель­ но достоверную информацию для тех, кто правит: эти господа презирают дешевые сенсации бульварной прессы. Потом характер сообщений о нашей стра­ не на полосах «Таймс» изменился далеко не к лучшему, если говорить о правдивости информации. Это произошло не без усилий бывшего московского корреспондента газе­ ты м-ра Дэвида Бонавиа. Напомним чита­ телям, что в конце концов ему предложили покинуть Советский Союз. Мы далеки от мысли, что люди типа м-ра Бонавиа заинтересованы в том, чтобы рас­ сказывать об успехах нашей страны. Мы еще более далеки от наивного представле­ ния, что они должны восторгаться тем, чем восторгаемся мы, и порицать то, что с нашей точки зрения заслуживает порицания. Но напомнить теперь уже вчерашнюю историю с публикациями Бонавиа нам кажется не­ безынтересным прежде всего потому, что он, вернувшись в Лондон, начал с жалобы па общее положение иностранных коррес­ пондентов в Москве. Оно, оказывается, «неприемлемо для западного понимания». В самом деле, «втягиваешься постепенно» и общение с людьми, недовольными поряд­ ками в стране, одно знакомство ведет к другому, и «корреспондент становится плен­ ником создавшейся ситуации»... Но ведь ка­ ков источник, такова и информация. И предпочел бы иной корреспондент, лукавит м-р Бонавиа, писать об ирригации в Сред­ ней Азии и о новых спектаклях театра на Таганке, а тут сам в руки идет сенсацион­ ный материальчик... Ну как удержаться? Три года провел Бонавиа в нашей стране. Что же он понял, что узнал? Узнал, напри­ мер, неких типичных Федю и Леню. Федя холостяк. Его жизненные интересы — питие пива, ужение рыбы и восхищение англий­ ским футболом, причем особенные симпатии Феди на стороне Джорджа Беста. Но Федя вовсе не бескорыстный любитель рыбной ловли. То, что ему удается поймать, он про­ дает в соседней деревне. Кстати, и пиво он пьет не как-нибудь, но лакая при этом мно­ го водки, а еще лучше —неочищенного про­ мышленного спирта. Кто же такой Федя, с которым посчаст­ ливилось сблизиться проницательному жур- налисту-людоведу? Спившийся истопник, решивший переквалифицироваться на рыбо­ лова? Нет, Федя —инженер, научный работник... Другой знакомый м-ра Бонавиа —Леня. Способный лингвист, который, наверное, преуспевал бы, но поссорился с начальст­ вом. А это в советских условиях, представь­ те, полный крах карьеры. Леня собирает все, что перепадет ему от знакомых иност­ ранцев: зажигалки, крючки для рыбной лов­ ли, сигареты, бутылки из-под вина и виски. Но какой же, спросите вы, прок от буты­ лок? А Леня, оказывается, продает их сту­ дии телевидения в качестве реквизита для постановок пьес из иностранной жизни. Сбы­ вает ли Леня рыболовные крючки Феде — неизвестно. Судя по моральному облику Ле­ ни, нарисованному м-ром Бонавиа в его корреспонденции, написанной по возврате-