Сибирские огни, 1973, №4

НОЧЬ НА ТОМИ Я помню ночь в апреле на Томи. Чтобы ее вернуть, я много дал бы. Был ледоход и размывало дамбы. Просили мы прораба: — Не томи! Просили мы скорей открыть проран. Бульдозерист готов был сделать это. И крикам нашим отвечало эхо. И строго на часы смотрел прораб. А ночь была — невиданная ночь! Светился месяц, как татарский нож. И в небе, молчаливы и малы, горели отдаленные миры. У берегов шел медленнее лед. Крошась, шурша, он плыл неодолимо. И слушала прибрежная долина реку и диких уток перелет. Все было необычным по весне: костры и набуханье первых почек, и сварщиков на дамбе ровный почерк, и краны, что застыли в полусне. Но вот бульдозер режет первый слой, а в паводок достаточно и первого. И слышен хриплый рев потока пенного. И мы глядим на труд нелегкий свой. Нам ноги лютым холодом свело. Сидели мы, глотая резкий воздух. Светлело небо в белых грузных звездах, пока к пяти часам не рассвело... ЦЕНА Да, кроме перьев, кроме бумаги и чернил, все это стоит крови — что в жизни сочинил. О, горькое отмщенье, мне кажется, что ты не с музами общенье, а крик до немоты. Пусть так и остается. Душа на полпути со мною расстается, чтоб в слово перейти...