Сибирские огни, 1973, №3

колхозной пекарне и в открытое окно совала нам, ребятишкам, в г лодные годы войны припудренные золой горячие корочки хлеба. Я смотрел на нее и не мог удержаться от улыбки, а она долго молча стояла передо мной и, может быть, вспоминала не меня, а мо мать, ровесницу и подружку — и с ней свою молодость. — Я вам соберу что-нибудь. Ушла. Вернулась с кружкой и ломтем хлеба. — На, Миш, пока молоко попей. У нас оно свое, не такое, как вас. До выпивки успей. А то ведь сейчас... обожгете все внутри. Не отрываясь, я пил, и испытывал какое-то забытое ощущение, сравнивал молоко бутылочного разлива под фольговой крышечкой отдаленным привкусом оттаявшего льда. Стараясь подольше продлить тяжелую сладость парного молока я медленно вытянул литровую кружку без хлеба. Бабка подождала. — Может, еще? — И так захмелел. — Из-за бабки вот корову и держим, — произнес Иван. — Пок; жива. А без нее бы не стали. В деревне сейчас только три коровы сво их остались. И все с бабками. — Семья уж у тебя? — спрашивает бабка Варвара. — Двое детей. -— Отвык ты от нас. И руки у тебя уже не наши, и разговор. А до мой все тянет... И, кажется, радует ее это открытие. В дверь протиснулась дочь Ивана, Танюшка, прижимая бугоро; бутылки под полой. Как маленькая крестьяночка, хитро ждала взгляда отца, мешкал; раздеваться. — Танюшк, — весело озадачивается отец. — Что таишься? Дяд 5 Миша все равно знает, что у тебя там. Танюшка ушла. — Видал? Уже прячет!.. С пеленок... И ведь никто не учит. У Ивана на продубленном ветрами лице голубые глаза. Глянеип — и удивишься. Подумаешь мгновение: отчего они такие? И не ре шишь. Снова глянешь — и удивишься. Зубы крепкие, рафинадно белые, без глянца. Он крепок и лукав. Чисто побрит. С редкими оспинами на лице Все у него устоявшееся: и движения, и улыбка. — Где вы сейчас работаете, дядя Иван? — Скотником. Вдвоем с Ерохиным. Не был еще на ферме? Сход завтра, посмотри. Знаешь, как теперь? Коровы привязаны. Транспор теры все из-под них тащат. Мы не чистим. До дойки утром силос заве зем: я с одного конца, Ерохин с другого. Доярки сами по кормушкам раскладывают. Не видел, как они теперь доят? — Вы бригадиром всегда были. — А отказался. Бригадирам теперь грамота нужна. Иван разливает водку и пододвигает ближе ко мне тарелку с на резанной ветчиной, развернув ее в мою сторону тем краем, в которол потолще хвостики «любимки». Выпивает он без напряжения, не насилуя себя — спокойно и есте ственно, закусывая холодным огурцом. Я долго держу стакан в руке, не поднимая со стола, внутренн