Сибирские огни, 1973, №3
Достаток был заметен по грудке высоких булок на лавке, прикры той полотенцем, по четверти самогону, тайно приготовленному на праз дник в обход официального запрета. До прихода отца я уже выпил, ходил у окон, смотрел на дорогу и думал, что вся деревня наверняка уже знает о моем приезде, что вон те девчонки, усиленно не желающие оглядываться на наши окна, не естественно хохочущие, прошли под окнами туда и обратно, может быть, для меня. И что мать, заметив их, загорелась радостью. Но до вечера было еще далеко. До гулянок. До песен... Я хотел примерить свой костюм. Мать обеспокоилась: — Миш... В гимнастерке походи. А то никто и не увидит тебя в солдатском. Это для всей деревни надо... И... тебе хорошо в погонах. Черные... А крестики прям горят. Золотые. Ты взрослый в них. В глазах матери было благоговейное уважение к форме. А я думал о девчатах, ждал встречи с ними, мимолетных неожи данностей, улыбок и чего-то еще неминуемо скорого, что случается обя зательно со всеми. Я выбегал на улицу, на солнце, больше, чем необходимо, задержи вался на крыльце. Пробегал по еще не подсохшей дорожке к березо вым дровам под крышей. Рубил лесины, брызгавшие щепой. В гимнастерке было прохладно и легко, и я чувствовал, как много упругой силы набрал за длинные годы армейской службы. Там, в ча сти, у турников и на плацу, рядом со всеми, она не замечается. Как тесно плечам и рукам в гимнастерке. Можно воротник рас стегнуть... Вот и отец идет ко мне от избы, чуть прихрамывая, не разбирая дороги, застенчиво улыбаясь.. Через час к нам повалила родня. Пока мать растапливала печку, родня мыла стаканы, принесенные от соседей. В горнице накручивали патефон — который раз ставили фокстрот «Рио-Рита». Его звуки долетали из беспрестанно открываю щихся дверей. Мы с отцом под крышей свежевали барана. Он был подтянут за распорку в задних ножках к верхней перекладине. Обернув тряпицей кулак, я отдирал шкуру от горячей и податливой туши. Шкура мягко отходила, голова барана качалась у ног. С нее скапывала кровь. — Миш, да бросай, — упрашивала мать. — Тебя в избе ждут. Отец сам управится. Умывайся. А то сейчас за тобой прибегут. В избе ждали. На огромной сковороде жарилось мясо. От печки плыл парной запах, что давно забылся за годы службы. — Ну вот он. Вот он... Меня у двери встретили, повисли на руках, ввели в горницу. С готовностью грянула «Рио-Рита». Народу было много. Родня у меня оказалась — одни женщины. И старые, и молодые. Особенно оживились девчонки — подлесок моей родни, в котором я никак не мог разобраться: кто — кто? — Он стыдится! Он прячется. А мы ждем. Давай же станцуем, — энергично тормошили меня. «Рио-Рита» надрывалась. Нет уж!.. Сначала мы... — сказала одна из моих теток, моло денькая вдова. Сказала тихо, но все уступили этому голосу. Она встала передо мной, с бережливостью подвинулась, подала руку. Мы если не потанцуем... То хоть... рядом побудем. К гимнастер ке прижмемся. А вы молодые. Вы успеете. Уже и темнело. Уже и сковорода на столе перестала шипеть, когда все уселись. Уже и наполненные стаканы передо всеми поставили.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2