Сибирские огни, 1973, №3

войны. Но на мгновение вальса уже пробивалась в них забытая юность. Колыхались в у глу трубы духового оркестра. Я пошел искать зрительный зал. Двери в зал были открыты, ряды скрепленных стульев — пусты. На заднем ряду, в стороне от прохода, си­ дел наглаженный молодой курсант. Вступать в контакт ему со мной не хотелось, и я к нему не пошел. На пригласительных билетах места не указаны, и я, обежав взгля­ дом спинки стульев, стал соображать: куда сесть. Подумал, что на первый ряд мне все-таки садиться нельзя. Мало ли что... Может, этот ряд только для генералов. Я сел на второй, на средину, и стал смотреть на занавес. Прозвенели звонки, зрители стали сходиться. И верно: первый ряд занял самый высокий командный состав. Рядом со мной, с левой сторо­ ны, сел генерал-лейтенант с женой. На черном платье у нее брошка с лу­ чащимися капельками, сама она строгая, ухоженная. Справа сели три полковника. Было у них столько орденов, что если бы раздать всем в зале по одному, каждому бы хватило. Мне стало неуютно, когда с края ряда еще один генерал спросил полковника: — Петр Николаевич, как у вас там? —- У нас уже все,— сказал полковник.— Занято. Генерал отошел. Полковники не выказали недоумения, видя меня рядом. Я подумал о курсанте, его предусмотрительности, но с места не тронулся, только сложил кулаки на спинку переднего стула, лег на них подбородком и стал ждать концерта. Пел хор. Мощно плясали матросы. Стойкими, непадающими волчка­ ми кружились девушки. Кружились их ноги, подолы, руки, лица. И вдруг опять, как тоскливый и забытый зов, музыка. Та!.. Каждой ниточкой нерва передернула душу. А матрос, в каких-то удивительно четких ботинках, весь в нервной собранности, повторил все движения ме­ лодии. От невыразимо веселого отчаяния во мне, как в детстве, зачина­ лись и подходили слезы. Нужно было усилие, чтобы не выдать их. И хо­ рошо было, и стыдно мучительного движения лица. И что-то уравнивало меня со всеми, наверное, сознание, что я, как и все, сидящие рядом, принадлежал этой мелодии, и что лицо генерала почти такое-же нерв- но-мучимое, как у меня. ...Та... Та... Та-ам! та...—- с широким всплеском на конце зачиналась мелодия. И мне казалось тогда, в ночной февральской оттепели, что война и людские беды, общие в эти годы,— временны, а есть нечто в каждом че­ ловеке, никогда, ни при каких обстоятельствах не исчезающее. И я ду­ мал, что отмечен непреходящим желанием выразиться в этой странной, невесть когда и кем начатой музыке. Она не дает мне покоя. И это же­ лание живет во мне, постоянно работает, как сердце, как легкие, запол­ нило, и никуда я от него не денусь — и не хочу. Я возвращался той ночью по снегу, оставляя с мокрым обледенени­ ем следы, и ноги в больших ботинках с задранными носками казались мне легкими. 5 Прошло пять лрт после войны. Стали забываться дороги Маньчжу­ рии, гаоляновые поля, широкие, выложенные железобетонными плитами, аэродромы, доты Квантунской армии. Над глинобитными улицами город- /